«ЗАМОК И КЛЮЧ»
У-у-у-у-ууу!
А-ааааааа!!!
Эти дикие звуки ворвались в мой сон, и меня подбросило вверх метра на два.
Что?! – заорал я даже не открыв глаза.
Когда же мне удалось это сделать, я все понял.
Я же тебя предупреждал, - сказал я Тане, которая сидела, завернутая в простыню, и испуганно таращилась на маленькую черную коробочку, издававшую ужасное басовитое гудение:
У-ууу!
Да выруби ты его, наконец!
Одним движением руки я прекратил жуткие завывания. И надо же, друзья когда-то подарили мне э т о на день рождения.
Хочу пить, - услышал я сразу же после того, как закрыл глаза.
Я встал с кровати и, скрепя сердце, пошел на кухню. Там стояла бутылка пива, которую предусмотрительный Гордеев поставил накануне в холодильник. На Таню предусмотрительный Гордеев, естественно, не рассчитывал.
Пиво будешь? – рявкнул я с таким расчетом, что в спальне меня услышат.
А оно холодное?
Вчерашнее.
Я открыл бутылку взял из буфета бокал и заковылял обратно. Проходя мимо зеркала в прихожей, я заметил, что не совсем одет. Вернее, совсем раздет. Этот факт смутил меня секунды на полторы.
Пиво в постель. Нечто оригинальное, - заметила Таня.
Я налил ей в бокал, а сам отхлебнул из бутылки. Ледяная жидкость немного остудила горящие трубы.
Ну, и как я вчера выступил? – поинтересовался я как бы между прочим.
Подобные вопросы всегда волнуют эгоистов. Тем более, что я практически ничего не помнил о тех часах, что провел с Таней в постели.
Девушка чуть привстала, и скользкая простынь предательски (или союзнически?) сползла. Моему взору открылась чудесная панорама: высокие аппетитные груди с темными сосками и плоский загорелый живот. Мне срочно захотелось увидеть остальную часть скульптуры.
Ну, так как я вчера выступил? – снова спросил я и потянулся к покрывалу.
Ничего, - ответила Таня. – К тому же, я люблю быть активной в постели.
И смахнула мою руку, словно надоедливое насекомое.
Придется реабилитироваться! – констатировал я и набросился на брюнетку, как сокол на куропатку…
И тут, разумеется, раздался звонок в дверь.
Конечно же, нам это не понравилось! Я замер, прекратив тем самым те самые движения, которые по урокам физики как возвратно-поступательные.
Не открывай, - прошептала Таня и завертелась подо мной, стараясь завести снова чудо-механизм.
Как любой уважающий себя эгоист, я, конечно же, поступил наоборот. Накинув халат, я побежал открывать дверь.
Даша?! – хрюкнул я от неожиданности, когда увидел, кто стоит на пороге.
«Влип! - пронеслось в голове. – Теперь мне точно ее не видать!»
Проходите, Даша, - выдал, изо всех сил надеясь, что она этого не сделает.
Я сварила кофе, - пропело нежное утреннее создание. – Не так вкусно, как вы, конечно. Заходите, мне скучно пить его одной.
Гора Эверест свалилась у меня с плеч.
Сейчас, я только оденусь и умоюсь, - пообещал я.
Я жду, - улыбнулась Даша и пошла к своей двери.
Я захлопнул дверь и метнулся в ванную. Из зеркала на меня уставилась опухшая небритая рожа.
Леша, кто это? – услышал я вдруг.
«Господи, Таня! Хорошо, что она не подала голос минуту назад!»
Я снова взглянул на свое отражение. Провел по щеке. В конце концов, у меня в постели красивая обнаженная девушка. И еще одна прелестница ждет на кофе!
Я рванул в спальню и экстерном закончил начатое ранее.
Сегодня еще раз попробуем покопаться в твоих мозгах, Гордеев. Мне с утра звонил Марх. Он договорился насчет тебя со своим другом. Кстати, большая «шишка» в психиатрии. Очереди за полгода, ну, и все такое. Да прекрати ты, наконец, улыбаться!
Этого у меня не получалось. После разговора с Дашей на кухне с моего лица не сходила глупая улыбка, свойственная лишь тихо помешанным и влюбленным. Так как на влюбленного я не тянул, пришлось мириться с мыслью о том, что я немного двинулся. Визит к психиатру в самый раз!
Тот факт, что я оставил в своей квартире Таню, уже не смущал меня. Если она девушка умная, то непременно поступит так, как я ей велел – примет ванну, позавтракает тем, что сумеет откопать в бескрайних просторах моего холодильника, а затем, закроет дверь и оставит ключ под ковриком.
Так что прямо сейчас выезжай в Житомир. Там у этого доктора домик. Практикует в Киеве, а живет там. Сейчас на отдыхе, но тебе, охламону, сделает исключение…
А?
Да ты что, в самом деле? – вскипел Федоров. – О чем таком ты сейчас можешь думать?
Пардон, - сказал я и подарил шефу одну из своих глупых улыбок. Федоров не выдержал и расхохотался.
Если бы я тебя не знал, - сквозь слезы прохрюкал он, - то мог подумать, что этой ночью ты стал мужчиной.
Так оно и было, - совершенно серьезно сказал я, и теперь мы уже вместе рассмеялись.
Машину из ремонта забрал? – спросил у меня Федоров.
Нет еще.
Ну не гонять же из-за тебя редакционный автобус в самом деле?
Почему бы и нет?
Иди ты! – махнул на меня Федоров и полез за трубкой. – Возьмешь машину своей матери.
О! – выразил я восхищение небывалой щедростью начальника, ведь речь шла о красавце-БМВ самого Федорова.
Все, вали давай! – замахал на меня короткими руками шеф, не мешай работать!
Один вопрос…
Что еще?
Как насчет доверенности? Ангельским голосом поинтересовался неблагодарный пасынок.
Ой, отстань! Пусть мать все устраивает!
Так и передам, - сказал я и покинул кабинет своего начальника до начала бури.
Знакомый психолог (а может, и психиатр?) Марха, как и предполагалось мною ранее, также оказался из сынов Израилевых. Дмитрий Моисеевич, именно так его звали, с интересом принялся за изучение моей персоны. Он задал мне несколько любопытных вопросов, по своей абсурдности вполне пригодных для издания Гиннеса. Фрейд, вероятно, задавал такие же своим пациентам. Так Дмитрий Моисеевич выразил крайнее любопытство, пытаясь узнать, с чем у меня ассоциируется слово «выход». Когда же я сказал, что все мои представления сводятся к табличке, на которой согласно ГОСТам техники безопасности изображен бегущий человечек на зеленом фоне, психолог (или все-таки, психиатр?) рассмеялся и довольно потер руки. Затем мне был предложен детский лабиринт, из которого я довольно быстро нашел выход. Снова ухмылка и потирание маленьких желтых ладоней. Покончив с этим тестом, Дмитрий Моисеевич лет на сто погрузил меня в гипнотический сон. Конечно, как он меня уверял, проспал я всего семь с половиной минут, но я-то знал: прошли века.
Ну, Алексей Эдуардович, теперь мне многое ясно, - сказал мне светило психиатрии (или психологии) после того, как я открыл глаза.
Я судорожно сглотнул.
Психотропное средство, введенное вам больше трех недель назад, вызывало довольно своеобразные изменения в вашем сознании.
Господи! – я моментально вспотел. – Надеюсь, это не опасно?
Нет, - рассмеялся врач. – Действие препарата основано на некоторой коррекции вашей памяти, отсюда и ретроградная амнезия. Вернее сказать, даже не амнезия в привычном значении, а некоторый блок, закрывающий определенную часть ваших воспоминаний.
Можно открыть любой замок, - заметил Дмитрий Моисеевич. – Главное, иметь ключ.
Ключ?! – я вспотел еще больше. – Скажите, а если ключом является детское стихотворение?
Стихотворение?
Вернее, комбинация цифр из него, - и я поведал доктору о странной странице моего романа.
Весьма интересно, - психиатр, совсем как его друг Марх, пожал плечами. – Тогда как объяснить, что ключ, если это, конечно, ключ, оказался именно у вас. Слишком все просто, вы не находите? И как им пользоваться? Понимаете, ключом может быть все, что угодно, способное вызвать у вас утраченные воспоминания. Цифры, звук, определенный запах, цвет, модуляция голоса. Все, что угодно. О чем вы думаете, когда видите эти цифры?
Да ни о чем, собственно.
Может, эти цифры и важны, но они не открывают доступ к вашим воспоминаниям.
Очень жаль, - вздохнул я.
Понимаете, это как в компьютере: чтобы получить доступ в программу, нужно ввести пароль, ключевое слово или комбинацию цифр.
Пароль? – я приподнялся на удобной кушетке. Сквозь непролазную чащу вдруг мелькнул свет. – а что, если и в самом деле, ввести эти цифры в компьютер?
А что у вас есть некий закрытый носитель информации?
Я вскочил с кушетки и прыгнул в кожаное кресло возле огромного, во всю стену аквариума.
У вас здесь курят, доктор?
Дмитрий Моисеевич уставился на меня взглядом, полным непонимания. В его богатой практике это был, как видно, первый случай, когда пациент прыгает по кабинету, как лягушка.
Курите, Бог с вами, - сказал он и подал со стола пепельницу. – Но скажите, что вас так взволновало?
Мне кажется, - сказал я, тщательно произнося каждое слово, - что такой носитель на самом деле существует. Спасибо вам, доктор, вы здорово помогли.
Не стоит, - махнул рукой психиатр. – Уверен, вы сами до всего дойдете. Я только подтолкнул вас.
Да, а что за средство мне ввели? – спросил я.
Судя по тому, что в крови у вас ничего не обнаружено, - Дмитрий Моисеевич достал платок и протер очки, - ничего серьезного. А вообще-то, наука сейчас творит чудеса. Какой-нибудь ультрановый транквилизатор, из тех, что военные держат в строжайшей тайне, плюс гипнотическое воздействие. Обычная комбинаторика. Знать бы, на что конкретно произведена блокировка…
*
В этот день я не рискнул возвращаться в Киев. Слишком много мыслей роилось в моей голове, словно пчел в ульях на пасеке моего отца. В таком состоянии я боялся вести машину. К тому же, под вечер навалилась чудовищная усталость, вероятно, от гипноза. Приняв во внимание все это, я двинул в ближайшую гостиницу.
В номере я выписал все цифры из стихотворения и долго гипнотизировал их, стараясь хоть что-нибудь припомнить. Тщетно. Цифры оставались цифрами, и замок, на который была заперта моя память, по-прежнему был надежен, словно двери банковского хранилища. Так ничего и не вспомнив, я, совершенно одуревший от никотина и кофеина, которым весь вечер добросовестно травил свой организм, рухнул на кровать.
Разумеется, спать не хотелось. Мысли продолжали крутиться вокруг этих проклятых чисел. Стараясь отвлечься от засилья арифметики в моей голове, я попытался переключить канал и подумал о более приятном. О Даше. Утром мы у нее на кухне славно поболтали, и девушка согласилась поужинать со мной в конце недели. Я улыбнулся, представляя ее лицо – такое чистое и нежное, словно Даша недавно родилась. Чудесная девушка. Еще немного помечтав о том, как мы проведем вечер, я успокоился и заснул.
Мне снилась клиника, мой человекообразный санитар, Февральский, сидящий с ногами в своем огромном кресле, и еще много разной ерунды. Дашу я во сне не увидел, поэтому проснулся мрачный и тихий, словно морские глубины. К тому же, разболелся зуб, который я уже несколько месяцев надежно берег от посягательств дантистов. Приняв во внимание плохое настроение, зубную боль и понедельник, путь от Житомира до Киева я проделал, не превышая минимальной для шоссе скорости.
Дома меня ждал сюрприз. Но, обо всем по порядку. Итак, я отогнал машину Федорова в гараж и решил по быстрому заскочить домой – принять душ и найти что-нибудь от зубной боли, прежде чем пойти в редакцию. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил на плите еще не успевший остыть борщ, кучу всяких продуктов в холодильнике, а также вымытый пол и аккуратно застеленную кровать. Пыль, которую я на днях уже собирался расфасовывать в коробочки и продавать, также непонятным образом куда-то исчезла. На всякий случай я заглянул в ванную, надеясь, что Белоснежка выстирала все мое грязное белье. Но тут меня ждало разочарование.
Пока я приходил в себя, мой телефон, обладавший, к слову, пренеприятнейшим фальцетом, продолжал издавать что-то отдаленно напоминающее звон.
«Звонят», - подумал я и решил снять трубку.
Ну, и куда ты пропал? – возмутилась трубка, как только я поднес ее к уху. Обещал быть вечером, а исчез на целый день.
Я поморщился, словно от горькой пилюли.
Таня, успокойся. Так уж получилось, что мне срочно нужно было уехать из города. Дела, знаешь ли, - последнее я произнес тоном, ну, очень делового человека. Не поверить мне было невозможно.
Можно было хотя бы позвонить! – обиженно произнесла Таня.
Если бы телефонная трубка могла передавать не только звук, но и настроение, она непременно бы надула губки.
Но я же не знаю твоего телефона, - попытался оправдаться я.
Придурок бесчувственный! Я целый день проторчала в твоей квартире, пересмотрела все видеокассеты. На улице не была, если не считать, что сходила на рынок за продуктами. У тебя нет дома ничего съестного, за исключением кофе и водки. Пришлось все покупать самой.
И сколько я тебе должен? – цинично осведомился я.
Хорошо, что я вовремя нажал кнопку памяти, прежде чем Таня швырнула трубку.
Алло, угадай, кто это может быть? – спросил я, когда она снова возникла на линии.
Тут и гадать нечего, - фыркнула девушка, - самый бесчувственный из всех чурбанов на свете.
Приятно, - сказал я весело, - а теперь мир?
И в постели ты – ничего особенного.
Зато я замечательно готовлю.
Это заметно, - из трубки прямо мне в ухо потек яд.
Спасибо за уборку моей берлоги и борщ, - совершенно серьезно сказал я, – я только что вошел и еще не успел оценить твоих кулинарных способностей, но чистота меня просто поразила.
Трубка замолчала. Если бы она умела, она подарила бы мне всепрощающую улыбку.
Я тебе сегодня через каждый час звоню, - поведал мне потеплевший Танин голос.
Пора заводить автоответчик.
Перестань издеваться! Кстати, как ты узнал, откуда я звоню?
Взял телефон у Люды.
Не ври! У меня дома нет телефона, а звоню я с работы. И кстати, совсем недавно ты уверял, что не знаешь моего номера. Жалкий обманщик!
Я же Мюнхгаузен.
Ну, зачем же обманываешь? У тебя ведь телефон с АОН-ом, да?
Если знаешь, зачем спрашиваешь?
Просто для поддержания разговора.
Тут мне все это надоело, и я решил окончить нашу содержательную беседу.
Послушай, Таня, - начал я, - я любопытен до чрезвычайности. Гложет меня такой вопрос – раз ты мне звонишь каждый час, позволь узнать, что за работа у тебя такая, если позволяет висеть на телефоне? – последние слова я произнес резко и безжалостно.
Я … секретарь, - робко ответила Таня.
Конечно, как я сразу не догадался! С такой фигурой глупо заниматься разгрузкой угля. Так вот, послушай, мой дорогой секретарь, - задушевно сказал я, - я только что приехал из Житомира, у меня, пардон, задница мокрая от пота, и мне необходимо принять душ. И еще я голоден, как окруженная армия Паулюса под Сталинградом, и твой борщец, мое сокровище, будет очень даже кстати. Так что извини, но для совершения этих двух важных потребностей я вынужден прервать наш разговор. Звони, дорогая моя. Уверен, мы еще обязательно станцуем наше танго. Что же касается нашего первого совместного сексуального опыта, хочу заметить, что это было не самое мое лучшее выступление. Обычно, я неистов и ненасытен! – сообщив все это, несомненно, ошарашенной Тане, я повесил трубку.
«Ну и сволочь же ты, Гордеев», - раздалось из глубин моей души, когда погружался в горячую воду.
«А, это ты, зануда. Вылезла бы лучше, да потерла спину».
«Определенно, сволочь», - заключила совесть и заткнулась до лучших времен.
