Обходил лесной чёрт Ярошек свои лесные владения, смотрел, всё ли в порядке.
Хозяйство большое — глаз да глаз нужен.
Муравьи к зиме готовятся — летние ходы запечатывают.
Медведь в глухом углу берлогу себе облюбовал, пока гуляет, а по первому снегу заляжет.
Утки-гуси улетели, вроде бы никто не отстал.
Два лося из-за красавицы лосихи подрались.
Постучали рогами, покричали друг на друга и разошлись в разные стороны.
Опять тихо в лесу.
Темнеть стало.
Только слышит Ярошек, будто плачет кто-то.
Пошёл на голос, подкрался к полянке, из-за кустов лохматую голову выставил.
Посреди поляны стоит сухое дерево, растопырило корявые сучья, словно цепкие лапы.
А под деревом человек.
Из глаз слёзы капают, руки длинную верёвку распутывают, сам приговаривает:
— Ой, лихо мне!
Неохота с белым светом прощаться, да, видно, судьба такая.
— Ты что? — испугался Ярошек. — Никак вешаться хочешь?
— Эх, хотеть не хочу, а приходится.
— Так кто ж тебя заставляет?
— Добро, что хозяин мне сделал.
— Как же это добро до петли тебя довело? — удивился Ярошек. — Никогда такого не слыхивал.
— Да очень просто… Такое уж хозяйское добро — сперва сладким показалось, потом горьким обернулось.
— А ты расскажи, — сказал Ярошек, — может, чем помогу.
— Это ты-то поможешь!
Небось хозяин не без вашей чёртовой помощи обошёлся.
— Не знаю, — говорит Ярошек, — только чёрт чёрту рознь.
— У одного рога подлиннее, у другого покороче — вот и вся разница.
Ну да расскажу, хуже не будет.
Всё едино вешаться.
И начал рассказывать.
— Зовут меня Ян, прозывают Янюрек…
— А меня Ярошеком кличут, — вставил лесной чёрт.
— Ярошек так Ярошек, — ведёт своё Янюрек. — Семь летназад женился я.
Землицы у меня было немного, избёнка старая, лошадёнка незавидная, а всё жить да хозяйствовать можно.
Вдруг является богатый сосед добро нам делать.
Даёт денег на обзаведение.
Ясное дело, в долг.
Я сдуру и взял.
В следующее лето неурожай случился, долг я не отдал.
На тот долг проценты наросли.
А тут дети; а тут лошадь пала.
Так и пошло: что ни год, то новый рот, а каждый третий год — недород.
Теперь и изба не моя, и земля не моя.
Выходит, он полный надо мной хозяин — всё его.
И сам я со всеми потрохами — тоже его.
И заметь — это только всё за проценты.
Как уж он, окаянный, считает, сам не знаю.
А жена и дети холодные, голодные сидят.
Вот я и надумал повеситься.
Может, тогда их люди пожалеют, помогут, может, смерть долг спишет.
Ярошек слушает да носом шмыгает.
Глянул Янюрек, а лесной чёрт в три ручья плачет.
— Ну, того не легче, — говорит Янюрек. — Сам наплакался да ещё чёрта до слёз довёл.
Ты-то чего ревёшь?
— Деток твоих жалко, — отвечает Ярошек. — У меня у самого пятеро чертенят, мал-мала меньше.
— Шёл бы ты, куда шёл, только сердце растравляешь, — вздохнул Янюрек, сделал петлю из верёвки и накинул на шею.
Тут чёрт Ярошек прямо козлиным голосом завопил:
— Погоди, не вешайся!
Не могу я этого видеть.
Идём лучше со мной.
Я тебе что-то покажу.
Разобрало Янюрека любопытство: что ему чёрт показать может?
— Ладно, — согласился он, — веди.
Ночь велика, ещё успею повеситься.
Завёл Ярошек Янюрека в глухую лесную чащу.
В такие дебри, где птица не пролетит, хорёк не продерётся, только чёрту в пору туда дорогу сыскать.
— Эй, дальше не пойду, — заупрямился Янюрек. — Надоело мне по лесным чащобам таскаться.
— А мы уже и пришли, — отвечает Ярошек. — Глянь-ка вверх.
Посмотрел Янюрек — старое грушевое дерево над ним ветки раскинуло, и груш на нём больше, чем листьев.
— Эка невидаль — дикая груша! — рассердился Янюрек. — Ради этого ты меня от дела оторвал?
И повернул было обратно.
— Стой, стой! — ухватил его за полу Ярошек. — Груша-то не простая.
Потряси дерево — увидишь, что будет.
Взялся Янюрек за корявый ствол, начал трясти.
Ох и звон поднялся!
Листья облетают — серебряные талеры на землю валятся, груши падают — золотые дукаты по земле раскатываются.
Тут уж Янюрек постарался во всю силу, ни одной груши, ни одного листика не оставил на дереве.
Набил серебром-золотом карманы, шапку наполнил, верёвкой — той самой, на которой вешаться собирался, — подпоясался потуже и за пазуху ещё насыпал.
Сколько было, всё с земли подобрал.
Потом обернулся, хотел Ярошеку спасибо сказать, а того будто и не было, сгинул, не попрощался.
Только слышно — вдали кто-то вздыхает да бормочет:
— Эх, простота моя, простота!
Поддался на жалость, теперь отвечай перед чёртовым начальством.
Как бы выволочкой не кончилось!
Совсем уж к полночи выбрался Янюрек из лесу.
Как ни спешил домой, а будто кто его за ноги схватил, когда проходил мимо дома богача хозяина.
Застучал он к нему в окно.
Выскочил хозяин заспанный, злой.
— Ты что, голодранец, ночью в дом ломишься, спать не даёшь?
— Я из-за тебя больше ночей не спал, — отвечает Янюрек. — Говори, сколько я тебе должен.
Захохотал хозяин:
— Не иначе тебе во сне золотые горы привиделись.
А наяву тебе во всю жизнь не расплатиться.
Должен ты мне мерку серебра да кружку золота.
— Это с процентами? — спрашивает Янюрек.
— С процентами.
— А проценты по ночам растут?
— Нет, только днём, — усмехается хозяин.
— Ну ладно, тогда я утром с тобой расплачусь.
Ушёл Янюрек, а богач жену будит.
— Вставай скорее, — говорит, — что-то я без тебя не разберусь.
Янюрек тут приходил, долг посулил отдать.
Я ему в насмешку велел отмерить мерку серебра да кружку золота.
А он и усом не повёл, сказал, утром принесёт.
Что бы это значило?
Жена переполошилась.
— Сбегаю, может, подгляжу что.
Побежала.
Немного времени прошло, она уже назад вернулась.
Платок на сторону сбился, еле дух переводит.
— Ой, муженёк, что я видела!
Оконце у Янюрека завешено, да щёлка осталась.
Я и подглядела.
Сидят Янюрек с женой у стола, а на столе горой золото и серебро насыпано.
Янюрек золотые монеты считает, жена — серебряные.
И столько там богатства, что он тебе мерку отдаст и убыли не заметит.
— Верно,
Янюрек клад нашёл, — говорит хозяин. — Привалила ему удача.
— Ты что мелешь! — напустилась на него жена. — Наша это удача!
Земля не его, а наша, изба не его, а наша, и сам он не свой, а наш.
Вот и выходит, что весь клад наш.
— Так-то оно так, — почесал затылок хозяин, — да как этот клад отберёшь?
— Напугать его хорошенько надо, — говорит жена. — Они из дому убегут, а мы тем часом своё добро заберём.
Надел хозяин ослиную шкуру — как раз на той неделе осёл у них околел — и побежал к дому Янюрека.
Стучится в оконце, ногами, будто копытами, топает, ухает филином, волком завывает.
Янюрекова жена до полусмерти испугалась.
Дети проснулись, заплакали.
А сам Янюрек трубочку покуривает, посмеивается.
Чего ему бояться?
Чёрта?
Так чёрт сам ему помог.
Хозяина?
Деньги есть — и хозяин не страшен.
А богач под окном бесом беснуется.
Такой шум поднял, что воробьишки под стрехой запищали, куры в курятнике закудахтали, собаки залаяли, в лесу медведь заревел спросонок.
Ярошек, лесной чёрт, проснулся.
Прислушался, сказал себе:
— Верно, это Янюрек веселится.
Счастье-удачу празднует.
Пойду-ка и я с ним повеселюсь.
Прискакал к избе Янюрека, видит — богач в ослиной шкуре под окном скачет.
— Да он никак вздумал себя за чёрта выдавать! — догадался Ярошек.
Тут разобрала его обида. — Ишь, ослиную шкуру напялил!
Разве наши парни, черти да бесы, на ослов похожи?
Нарядиться не умеют?
Уж если они замыслят кого напугать, так такое придумают, что у любого человека волосы на голове зашевелятся, у любого зверя шерсть на загривке дыбом встанет.
А этот только и умеет сапожищами топать да надрывать глотку.
Сволоку-ка я самозванца в пекло, пускай его там наши черти с самых азов чёртову науку заставят проходить.
И сволок.
А ослиную шкуру повесил под окнами богача на память его злой жене.
С той поры Янюрек со своей семьёй горюшка не знали.
А та верёвка, на которой Янюрек вешаться хотел, послужила ещё.
Жена Янюрека на ней бельё сушила.
