Давным-давно это было.
С тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто.
Старые пряхи да люди бывалые эту историю длинными вечерами рассказывали, а что в ней быль, что небыль, теперь и не угадаешь.
Начнём рассказ сначала, а если в нём и лишнее что - шутки и небылицы, забудьте их поскорее, коли вам с ними расстаться не жалко.
В ту давнюю пору в одном селе жил вдвоём со старушкой матерью один парень по имени Бартоломей, но все его Бартеком звали.
Мать Бартека с утра до вечера на поле спину гнула, а Бартек ей помогал.
Только не лежала у него душа к работе.
И вот однажды он матери и говорит:
- Нет от этой работы ни проку, ни радости.
Пойду-ка я отсюда в дальние края, на людей погляжу, себя покажу, попытаю удачи.
Кто знает, может, и повезёт мне.
Глядишь, денежки в кошельке заведутся и заживём мы с вами на славу.
- Да куда же ты пойдёшь, сыночек? - встревожилась мать.
- Мир велик, что-нибудь да придумаю.
Пошла старушка сыну ужин стряпать, потому что дело к вечеру близилось.
А сын на пороге избы стоит да на дорогу поглядывает.
Дорога эта в столичный город Краков вела, и народу по ней шло видимо-невидимо.
Стоит Бартек, задумался, всё на дорогу глядит и вдруг видит - идут мимо парни с узелками да с котомками.
- Куда путь держите? - спрашивает Бартек.
- В Краков идём, в Краков!
В университет, учиться!
Пригляделся к ним Бартек повнимательней - у каждого книги в руках, у одного ремнями перетянутые, у другого двумя дощечками закреплены, у третьего просто так, под мышкой.
- А много ли надо трудиться, чтобы науки одолеть? - спрашивает Бартек.
- Ох, много! - отвечают.- С утра до поздней ночи!
Да и жизнь у бедного студента нелёгкая.
Задумался Бартек.
По правде говоря, трудиться он не любил, всегда норовил от работы увильнуть.
А студенты между тем прошли мимо.
Затихли их голоса и весёлые песни, только облачко пыли осталось.
Что поделаешь,- думал Бартек,- от работы мне, видно, так и так не отвертеться.
Но всё равно в городе легче путь к золотым монетам найти'.
- А ну-ка, матушка! - крикнул он старушке.- Приготовьте мне узелок с бельём да пару грошей на дорогу.
Пойду и я в Краков ума набираться.
Может, научусь порошки и мази готовить.
Больных людей исцелю да и сам в накладе не останусь.
Любила мать своего Бартека.
Пусть идёт,- думает.- Парень он молодой, смышлёный, ленив, правда, и покрасоваться любит, но зато добрый и обходительный.
Кто знает, может, и ему повезёт'.
Собрала мать Бартеку узелок с бельишком, дала на дорогу ломоть хлеба, кусок сала, обняла на прощание и заплакала.
И отправился Бартек в путь-дорогу.
Узелок свой на палке через плечо перекинул, идёт посвистывает, словно дрозд.
Людная была дорога.
Шли по ней студенты, такие же бедняки, как и он.
Шли и весело распевали свои песни.
А в каретах да верхом ехал народ побогаче, тоже студенты, только дети богатых вельмож.
Были они в модных бархатных плащах, а у многих на позолоченных поясах кинжальчики поблёскивали.
- Эй, вы! - кричали им пешеходы вдогонку.- Зачем вам кинжалы - с грамматикой воевать?
Смотрел Бартек на этих разодетых господ и думал:
Всё-то у них есть: и кони, и кареты, и монеты золотые.
Матери их в богатых дворцах да замках выступают как павы, пышными юбками шелестят.
А тебя, матушка, работа в три погибели согнула.
Ну ничего, будешь и ты у меня жить в достатке!'
Так незаметно вместе со всеми дошёл Бартек до городских ворот.
Темень вокруг - хоть глаз выколи.
А на городской площади трубач подаёт из окошка Мариацкой башни вечерний сигнал, возвещает, что ещё один час прошёл и время позднее.
Но вот последний звук трубы ушёл в небо, ударился о звёзды, разлетелся, превращаясь в брызги, и затих.
Но уже через мгновение послышались голоса входивших в город студентов.
Кто спешил на ночёвку к родне, кто - в университет.
А Бартек шёл, расспрашивал да прикидывал, где ночлег дешевле, сколько грошей отложить на подати, сколько на ужин.
Вдруг из приоткрытых дверей харчевни послышались звуки лютни и весёлые голоса.
Доносился оттуда и вкусный запах жаркого.
- Эй, братцы, не зайти ли нам выпить по кружке подогретого пива? - сказал кто-то.
- Пошли! - обрадовался Бартек.
У него давно живот от голода подвело.
- Пошли! - отозвались студенты.
Толкнули дверь и гурьбой ввалились в харчевню.
Посреди её стоял большой некрашеный стол, а за столом на лавках сидели гости.
В глубине харчевни в сложенном из кирпича очаге пылал огонь.
Прямо над огнём жарился большой кусок мяса, с которого стекал жир.
А у очага на табурете дремал человек в чёрном длиннополом одеянии - то ли лекарь, то ли алхимик какой.
Он громко храпел, раскачиваясь, да так, что пряди его длинных, до плеч, волос подрагивали.
Студенты сунули свои торбы и узелки под стол и давай подзывать к себе хозяина, требуя еды и питья.
А вот появился и он.
В руках у него был поднос, уставленный мисками и кружками.
Бартек ел да пил за двоих, слушал рассказы студентов об ученье, о нелёгкой их жизни и с любопытством поглядывал на дремавшего возле очага господина.
- Кто это тут у очага спит? - спросил он у трактирщика.
- Доктор Медикус,- отвечал хозяин.- Пива выпил чуть не целую бочку, вот и дремлет у печки, словно шмель на цветке.
- Доктор?
Медикус? - переспросил Бартек.
Теперь он и вовсе не сводил глаз с господина.
Доктор был добродушный с виду, румяный да круглый.
Вытянув ноги в туфлях с длинными узкими носками,
Медикус спал словно малое дитя.
Хорошо бы,- подумал Бартек,- поступить к этому доктору в услужение, всё легче, чем в Краковском университете учиться'.
- Спит наш Медикус и горя не знает,- заметил хозяин,- а мне харчевню закрывать пора.
Уже десять пробило.
Того гляди, стражники нагрянут.
Начнут алебардами в дверь стучать - спать, мол, пора.
- Послушайте, хозяин,- сказал Бартек.- Нужно бы доктора домой проводить.
Ноги-то его после пива не держат, а краковские мостовые из булыжника.
Я могу его отвести.
- Проводи, парень, проводи! - обрадовался хозяин.- Меня выручишь и ему услугу окажешь.
- А далеко ли идти-то?
- Да нет.
Направо за угол свернёшь, а там и докторский дом рядом.
По резным дверям его узнаешь.
Не дом, а дворец!
Ловкач наш доктор, да ещё какой!
Дела у него хорошо идут.
- Вы только разбудите его, хозяин, а уж я отведу.
Подошёл хозяин к доктору и тихонько за плечи потряс.
- Проснитесь, доктор, домой пора!
- В чём дело?
Что такое? - рассердился доктор, открывая глаза.- Пожар?
Горим?
- Да нет, слава богу, не горит наш Краков, целёхонек.
Да только поздно уже.
Встал было доктор на ноги, да пошатнулся.
А Бартек тут как тут, схватил его в охапку и поддержал.
- Кто этот любезный молодой человек, что меня поддерживает? - спрашивает доктор.
- Это я,
Бартек!
Обопритесь на меня, пан доктор.
Я вам помогу.
- Спасибо, спасибо!
Ты, я вижу, славный малый.
- Пустяки, доктор!
Вы лучше под ноги глядите, не то о булыжники споткнётесь.
Вот так, сюда.
Хоп!
- Спасибо, спасибо, голубчик!
Как мне отблагодарить тебя за услугу?
- Возьмите меня к себе в ученики, доктор.
А я вам верой и правдой служить буду.
Вот так наш Бартек, проводив доктора до дому, у него и остался.
Дом у Медикуса был полная чаша.
Бартеку это понравилось, а ещё больше по вкусу ему пришлось, что больные за лечение золотыми монетами платят.
Приглядывался он к тому, как доктор больных лечит, какими травами их окуривает, какие ставит компрессы и примочки.
Кое-чему у него научился, но больше всего разным мудрёным словам, сам их толком не понимая.
В те давние времена, лет эдак пятьсот да ещё сто назад, среди врачей немало шарлатанов и недоучек встречалось.
И чего только люди не принимали: порошки из сушёных лягушек глотали, кирпич толчёный жевали, керосин пили - и живы были.
Видно, крепкий тогда был народ.
Бартек вместе с доктором Медикусом кирпич толок, больных травяным дымом окуривал.
Узнал кое-что и полезное, стал немного в травах разбираться, кое-какие мази составлял.
Да ещё по вечерам Медикуса из харчевни домой приводил.
А доктору только того и надо было.
Так прошло года два.
И вот однажды вызвали доктора к какому-то важному вельможе.
Вывел Бартек из конюшни кобылу, оседлал её, доктор надел свой самый лучший наряд, вынес целый мешок порошков, банку с пиявками, бутыль с касторкой и говорит:
- Слушай,
Бартек.
Еду я лечить одного обжору.
Холодной гусятины объелся и теперь продохнуть не может.
Долгое это будет лечение.
А ты оставайся здесь без меня, кто придёт - прими.
Бартек с вежливым поклоном спрашивает:
- А золотые за лечение чьи будут?
Мои или ваши?
- Твои!
Твои! - сказал доктор.
Полы своего одеяния подобрал, на кобылу влез, едет, а бутыль с касторкой и мешок с порошками, в такт раскачиваясь, бьют по бокам кобылы.
Едет доктор с важной миной По равнинам, по долинам,
По холмам да по пригоркам,
У него бутыль с касторкой,
Порошки, припарки, зелья Для здоровья, для веселья.
Как только доктор отъехал от дома,
Бартек тотчас же его комнату-приёмную подмёл, чёрное одеяние надел, в окно выглядывает, больных поджидает.
Видит - идёт к нему бургомистр.
На сквозняке его продуло, и теперь в ухе стреляет.
Заглянул Бартек больному в ухо, крякнул и с важным видом говорит:
- Ухос стрелянтис продувантис.
- Что, что? - спрашивает бургомистр.
- Это я по-учёному говорю,- отвечает Бартек.
Взял он в руки кузнечный мех, самый маленький, какой в хозяйстве был, приложил бургомистру к уху да так дунул, что у того искры из глаз посыпались.
Ухо первыми попавшимися травами со всех сторон обложил, голову платком обмотал и говорит:
- В полнолуние дома сидите, на левом боку спите, примочки на ухо кладите.
- А поможет? - спрашивает бургомистр.
- Как рукой снимет,- важно отвечает Бартек.
- Спасибо, доктор, спасибо.
Сколько я за лечение должен?
- За лечение - золотой.
А за лекарства из моей аптечки - ещё один.
Заплатил бургомистр Бартеку два золотых и с кряхтением и стонами поплёлся домой.
А вслед за ним тётка местного судьи пожаловала.
Грусть и страдания да сердечные недомогания её замучили.
- Избегайте людей, которые вам перечат,- говорит ей Бартек, а сам улыбку прячет.
Весь город знал, какая это вздорная старуха.
Вечно скандалы да ссоры с домочадцами затевала.
Тётка от радости даже в ладоши захлопала.
Понравился ей этот совет.
- А полезно ли мне для здоровья будет из города в деревню уехать?
- Уезжайте, почтеннейшая, и чем скорее, тем лучше.
На утренней и вечерней зорьке по лесам и лугам гуляйте.
Цветочки нюхайте.
А я вам травку дам.
Флорес-уморес.
- Флорес?
- Да-да.
Флорес-уморес.
Достал Бартек из докторской аптечки горсть чемерицы, горсть горчицы да хорошую щепотку перца добавил.
Ну,- думает,- начнёт чихать старуха, вся дурь из головы вылетит'.
Аккуратно запаковал 'лекарства' и подаёт.
- А что с этим делать? - спрашивает тётка.- Заваривать, пить?
- Лучше всего нюхать.
Три раза в день.
Поблагодарила больная Бартека, он ей вежливо улыбнулся напоследок, старуха дала ему золотой.
Вслед за ней пришла к нему крестьянка прямо с краковского рынка.
У неё Бартек денег не взял, уж больно она на матушку его была похожа.
Но она даром лечиться не хотела, дала ему гуся.
Так и лечил наш Бартек больных по науке доктора Медикуса и просто наугад, а главное - всё это вежливым обхождением скрашивал.
И дело шло.
Золотые монеты Бартек в сундук складывал, каждый день на обед утку или курятину ел.
Порозовел, округлился.
Недельки через две-три, холодную гусятину из больного выгнав, возвратился домой доктор Медикус.
- Как дела,
Бартек? - спрашивает.- Наверное, неплохо!
Вон какой ты стал круглый да гладкий.
А Бартек вместо ответа на сундук с золотыми монетами показывает.
- Ну, коли так,- говорит Медикус,- значит, пришла пора нам расстаться.
Двум докторам здесь делать нечего.
- Ваша правда,- согласился Бартек.- Я теперь и сам лечить умею.
Подамся-ка я к себе в деревню.
Стану лечить и городских, и деревенских, а может, и самого воеводу.
У нас там неподалёку и замок его с шестью башнями.
Будьте здоровы, доктор, а все прочие пусть себе болеют на здоровье.
- И тебе,
Бартек, того желаю.
Будь здоров.
Так и ушёл Бартек из города Кракова, золотые монеты в мешочек пересыпал, хлеба, сала, колбас разных набрал на дорогу.
Идёт.
Вышел из городских ворот, назад оглянулся.
Солнце поднялось высоко над Краковом, позолотив крыши.
А над самой высокой Мариацкой башней словно облачко золотое курилось.
И тогда услышал он зов трубы - прозвучала и оборвалась мелодия, вонзившись прямо в сердце.
Грустно ему стало.
Оглянулся Бартек, бросил прощальный взгляд на город и вздохнул.
А там уж зашагал не оглядываясь.
Шёл он весь день, видит - впереди болото.
Идёт, ступает потихоньку - хоть он и каждую кочку здесь знал, а всё же в темноте идти страшновато.
Над болотом мгла поднялась, а потом озарил камыши розовый месяц.
Бартек пошёл по лунной дорожке.
Вдруг видит - неподалёку в зарослях белеет что-то.
Вроде бы женщина стоит: старушка в белом платочке.
Стоит, приговаривает:
- Ох, кто бы перенёс меня через топи да болота!
Услышал Бартек эти слова, и жалко стало ему женщину.
Дай,- думает,- её перенесу.
Отблагодарит ли, нет ли - всё равно'.
Подошёл ближе, видит - стоит, прижавшись к вербе, маленькая старушонка.
Склонился он над ней, взял на руки.
Лёгкая она была и до того худая, что Бартеку чудилось, будто он слышит, как она костями гремит.
- Спасибо тебе, паренёк, уважил ты меня.
А как звать-то тебя?
- Бартоломей.
Бартек.
- Бартек, значит?
Спасибо тебе, ног не замочив, через эдакую мокредь переправлюсь!
С этими словами уселась она на Бартека верхом и тоненьким голоском давай петь-подвывать:
Меня боится всяк,
Богатый и бедняк,
Служивый и купец,
Всех ждёт один конец...
- Такая ты важная госпожа?
А я и не знал,- засмеялся Бартек.
- Госпожа и есть! - буркнула старуха.
И знай себе повторяет: - Меня боится всяк...
Эхо разносило песенку по болоту, и со всех сторон раздавался старухин голос.
Умолк и шелест листьев, и хлюпанье воды, и шорох качавшегося на ветру камыша.
Месяц снова выглянул, но свет его показался Бартеку тусклым.
Холодно стало Бартеку, задрожал он как осиновый лист.
- Неужто ты не догадываешься, кто я? - спрашивает старуха.
- Да нет,- говорит Бартек, хотя вроде бы и мелькнула у него в уме шальная мысль, догадка.
- Ну вот что, парень, скрывать мне от тебя нечего.
Смерть я!
А ты кто будешь?
- Доктор.
Да только недоучка.
Лечу как придётся.
- Ну тогда я тебе пригожусь.
Слушай меня внимательно!
Придёшь к больному - первым делом смотри, где я стою.
Если в ногах у больного - берись за лечение.
Так и так выздоровеет.
А если я у него в головах стою - откажись сразу.
Всё равно толку не будет.
По рукам?
- По рукам.
- Если же ты наш уговор нарушишь и больных, которых я забрать хочу, вылечить захочешь - я тебя с собой заберу.
Так они и поладили, и вскоре Бартек наш зажил на славу.
Народ к нему со всей округи валом валил.
Доктор он был знаменитый.
Всем докторам доктор.
С одного взгляда определял, одолеет ли больной свои недуги или нет.
И ещё ни разу не случилось, чтобы он взялся за лечение, да не вылечил.
Разбогател Бартек.
Жили они с матушкой в большом достатке.
Дом построили дубовый.
Во дворе сад, огород, хлев, конюшня, амбары.
Всего и не перечесть.
Вот только мать тревожилась, всё сына спрашивала:
- И как это ты, сыночек, людей лечишь, не пойму я?
И для сугрева и от жары одни и те же травы завариваешь.
Сдаётся мне, что и не учился ты вовсе, а больше на хитрость надеешься.
Только одной хитростью не проживёшь.
А Бартек в ответ:
- Не горюйте, матушка!
Быстро я на доктора выучился, быстро и добро нажил.
Богат стал и знаменит на всю округу.
И верно.
Далеко разошлась о нём слава.
Поэтому Бартек ничуть не удивился, когда однажды вечером к его дому подъехала золотая карета с гонцом от соседа-воеводы.
Заболела у воеводы дочка, и вот прислал он за Бартеком.
Просит его единственную дочь от тяжкой болезни вылечить.
- Это нашего воеводы-то дочку? - испугалась матушка Бартека.- Да неужто ты к ней поедешь, сыночек?
Да ведь ей ни одна пряха, ни одна портниха угодить не могут.
Бегут от неё люди.
- Какая бы она ни была, а ехать надо.
Воеводе не откажешь.
Бывайте здоровы, матушка!
Попрощался Бартек со старушкой, сел в карету.
Застучали копыта, и помчались рысаки от дубового домика к замку с шестью башнями, в котором жил воевода.
Вечер был, и в кустах сирени да боярышника заливались майские соловьи.
Быстро мчались резвые кони, вот уже и замок воеводы показался.
А из замка навстречу доктору слуги выбегают, двери отворяют, в барышнину спальню ведут.
Видит Бартек, на кровати из резного дерева девушка лежит.
Белая как полотно.
Еле дышит.
Смотрит Бартек на девушку, и не верится ему, что с её губ могли слетать обидные для старой пряхи слова, что худенькие её руки в кулаки сжимались от гнева.
Жаль стало Бартеку девушку, подошёл он поближе и вздрогнул: в головах у неё стояла Смерть.
А тут подходит к Бартеку сам воевода с супругой, родственники со всех сторон подбегают, о здоровье барышни спрашивают.
- Оставьте меня с ней с глазу на глаз.
Только тогда возьмусь за лечение,- сказал Бартек.
На цыпочках вышли родители девушки из покоев, вышла и родня её, на знаменитого доктора оглядываясь.
Стал Бартек Смерть молить:
- Ой вы моя ясновельможная пани!
Уступите мне разок, хочу я, чтобы эта девушка жила.
Смерть только плечами пожала:
- Ты, парень, сам не знаешь, что говоришь.
Или забыл про наш уговор?
- Хоть раз пожалейте.
Уступите,
Курносенькая.
- И не подумаю!
Ради какой-то девчонки?
С чего вдруг?
Или приворожила она тебя?
- Сам не знаю.
Лежит такая худенькая, такая бледная.
Сделайте милость, госпожа, встаньте у неё в ногах.
А я её вылечу.
- А ты и лечишь-то не лучше, чем слово держишь.
- Сжальтесь...
- И не подумаю...
- Уступите,
Курносенькая, дайте пожить нам обоим.
Добром прошу
Не бывать этому!
- Ах так! - крикнул Бартек.- Не хотите по-хорошему, на себя пеняйте.
Схватил деревянную кровать, повернул изголовьем к дверям, и Смерть в ногах у девушки оказалась.
- Ишь как тебя занесло! - покачала она головой.- Со мной шутки плохи.
От меня не уйдёшь.
До свидания, герой, скоро встретимся - и на веки вечные.
Раскинула руки и вылетела в окно.
Только белый платочек на плечах её мелькнул.
Смотрит Бартек на девушку.
Щёки у неё порозовели.
На губах улыбка.
Открыла она глаза тёмные, зоркие, как у сороки, и закричала сердито и громко:
- Эй,
Богуся,
Кася,
Репка!
Ужин - в постель.
Да молоко чтобы не горячее и не холодное было, а булка - хрустящая!
Богуся,
Кася,
Репка!
Где вы там!
Живее!
Тут она увидела доктора:
- А ты кто такой?
- Доктор я.
- Не нужен мне доктор.
Я здорова.
Убирайся отсюда, да поскорее!
Батюшка тебе заплатит, сколько нужно.- И отвернулась от Бартека.
Сжалось у Бартека сердце то ли от боли, то ли от горечи, то ли от восторга.
В последний раз взглянул он на девушку и вышел.
А навстречу ему прислуга бежит,
Бартека чуть с ног не сбила.
Бегут служанки со всех ног, а из спальни снова доносится сердитый голос:
- Богуся!
Кася!
Репка!
Вслед за девушками и сам воевода несётся, кинулся Бартека обнимать.
- Здорова, моя доченька здорова! - кричит.- Уже и нрав свой показывает, плутовка!
Спасибо, доктор.
Век твоей услуги не забуду.
Большой кошель от пояса отстёгивает,
Бартеку суёт.
Но только на этот раз не обрадовало Бартека золото.
Словно бы в этом кошельке не золотые монеты, а медные пуговицы были.
Не взял Бартек у воеводы кошель.
- За щедрость спасибо.
Но за здоровье дочери вашей по-другому рассчитываться придётся.
- Сколько, сколько я тебе должен?
- Завтра сочтёмся.
А сейчас мне домой пора.
- Завтра так завтра.
До свидания.
- Прощайте, пан воевода.
Воевода сложил ладони трубочкой и кричит на весь двор:
- Эй, слуги, проводите доктора к карете!
Вышел Бартек во двор, а там уже и карета стоит.
Двенадцать коней, сивки как на подбор, а карета из чистого золота:
Вот, мол, какой я подарок отвалил.
Знай наших!'
Но Бартека и карета не обрадовала.
Молча плюхнулся он на мягкие подушки и крикнул кучеру - вези, мол, домой.
Резво бегут кони по дороге.
А вот и болото показалось.
Взошёл месяц, и вода серебром отливала.
Вдруг из-за верб послышалась песенка, словно бы комар тоненьким голосом запищал:
Ой, лес гудит,
Старый дуб шумит,
Комар с дуба упал,
Себе шею сломал.
Ой, весть не к добру,
Смерть пришла к комару...
И... и... и...' - тоненько запищали комары над лугами, вторя песенке.
- Ого,- сказал Бартек,- это Курносая пришла.
Со мной встречи ищет.
Только он это сказал, кони остановились, стоят, ушами стригут, ржут тихонько.
- Здесь меня подожди,- сказал Бартек кучеру.
Вылез из кареты, идёт, по сторонам озирается.
Вокруг топи да болота, и вдруг за кустами вроде бы беленький платочек мелькнул.
Вот она,- подумал Бартек,- ну что же, пойду к ней навстречу'.
И пошёл через луг.
А комары всё кружат над ним и пищат:
И-и-идёшь?
И-и-идёшь?'
Насилу их Бартек кулаком разогнал.
- Иду.
Как не пойти!
Если я к ней не приду, она сама меня разыщет.
Вот и кусты перед ним.
А из-за кустов Смерть выглядывает.
- Это хорошо, что ты наш уговор помнишь,- говорит.- Ступай за мной.
Шли они долго болотами да лугами, наконец подошли к глубокой яме, а над ней неровным светом огонёк светился.
- Спускайся за мной,
Бартек.
Милости прошу.
Это моя хата.
Спустился Бартек вслед за Смертью в яму.
Огляделся по сторонам, видит - тёмные стены паутиной покрыты, на стенах широкие полки укреплены, а на полках рядами светильники стоят.
В одних огоньки горят ярко, ровным пламенем, в других - стелются, в третьих - угасают совсем.
- Что это за огоньки? - спрашивает Бартек.
- Это жизни человеческие,- говорит Смерть.- Вот эти ровные, светлые огоньки ещё долго гореть будут.
А вон те, видишь, угасают совсем.
- А где же огонёк барышниной жизни? - спрашивает Бартек.
- Вот он,- сказала Смерть, показав на весело потрескивающий, яркий, словно бы игривый огонёк.
- А мой где?
- Сила твоего огонька в её перешла, вот гляди!
И Смерть показала Бартеку на огонёк, который уже совсем догорал.
- Эх, не удалось мне тебя перехитрить! - сказал Бартек и упал замертво.
- Видный был парень и неглупый,- сказала Смерть.- Да только одной ловкостью и хитростью прожить хотел.
Вот и пришёл конец нашей сделке.
Тут и нашей истории конец.
А случилось это давным-давно, с тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто.
Теперь доктора на нашего Бартека не похожи, и надо бы эту историю по-иному рассказывать.
Но уж пусть она останется такой, какой сказывали её в стародавние времена, выдумками да шутками старых прях да людей бывалых приукрашенная.
А если кто хочет услышать живой рассказ, пусть поедет в город Стани-славовице, что на реке Рабе.
Там легенду эту знают.