Негры да арабы ночь Парижа
Негры да арабы, ночь Парижа,
Каждая улыбка белозуба,
Ночь Парижа, облачная жижа —
Снова в Сену выброшена шуба.
Ну и шут с тобой, гуляй, рванина,
Старый город, дивная химера,
Ветреность твоя богохранима,
И Людовик любит Робеспьера.
На костях Лютеции туманной
Все давно другое. Бога ради,
Хватит вам охотиться за Анной,
Все равно какой, в каком наряде.
Бродят по садам иные девы,
Твой дружок седей царя Гороха,
Не найти вам Анны — королевы —
В том саду, где парочкам неплохо.
Здесь не пахнет Русью, и не надо,
И не знает слова печенеги
Многомиллионная громада
Безрассудства, похоти и неги.
Но вальсок сыграет на шарманке
Попугай, наверно не последний,
Царь Горох умрет на парижанке,
Кажется, несовершеннолетней.
Свет в окошке, черные ли кошки —
Все равно, от скуки не завою.
Что мне помешает по оплошке
Сену пятый раз назвать Невою?
Мельница на площади отпетой
Мне не вскружит голову, и в целом
Я не знаю цвета ночи этой.
Говорят о грязновато-белом.
2002
Илья Фаликов
Другие работы автора
Тюхе
Отец исчез, жена сбежала, друзья пропали и враги На территории вокзала поверх единственной ноги лежит, а все куда-то едет, верней, не едет никуда,
Сугубый традицьянолист
Сугубый традицьянолист позднесоветской школы на белый свет, на птичий свист разинул рот тяжелый
Памяти Андрея Сергеева
На пешеходном переходе сидит все время эта птица — привычно при любой погоде ей в черном зеркале светиться, и в лобовом стекле, разбитом ее большим воображеньем, она над мрамором-гранитом
За долиной за горами на далеких север ах
За долиной, за горами, на далеких север ах — выше города Тамбова, на московских площадях пыль тяжелая несется по следам моих копыт