На утлое бревно,
Подставившее бок
Сентябрьскому неявному теплу,
Присела стрекоза и часто дышит.
В её больших сферических глазах
Задумчивость. Сидим бок о бок.
Мне некуда спешить, ей некуда спешить,
Сидим, и ладно. Всё же иногда
Посматриваю: как там поживает
Моя соседка? И моя соседка
Приподнимает голову с вопросом.
Зачем Колумб Америку открыл?
Оса,
Набегавшись до самоуваженья
И вникнув (или сделав вид, что вникла)
В подробности поверхности ствола,
Блаженно моет морду по-кошачьи.
А рядом дремлет Кaтица-богaр.
Ещё пожарник лапкой чистит ус.
Ещё порой к нам прилетает муха
И тоже греется.
Ещё паук
Выстраивает солнечную сеть
В пространстве между веткою лещины
И нашим общим капищем, бревном.
И сеть свою он строит так лениво,
Так нехотя, что вроде и не знает,
К чему она:
Уж вряд ли для того, чтоб нарушать
Идею ненасильственного мира,
Гармонию не-Ноева ковчега,
Плывущего неведомственным курсом
По воле волн,
По воле волн глухой крапивы.
Посидим на солнышке, будет нам загар,
Принесёт нам хлебушка Катица-богар.
Катица-богар! Катенька-жучок!
Чёрного и белого дай нам на сучок!
Так вот зачем плетётся паутина —
Чтоб в небе полетать,
Чтоб улететь на небо
И хлеба принести всему бревну!
Так вот куда наш ствол, наш утлый плот,
Наш славный чёлн, летучий наш голландец
(«А это, извините, Левитанский». —
«Катитесь вы!»), — так вот, я говорю,
Куда летит безумный наш Икар
По воле волн глухой, как мир, крапивы.
Божия коровка!
Полетим на небо!
Но Катица-богар всё спит да спит.
Зато пожарник
По-прежнему усердно чистит ус:
Пожарники не спят, они — дежурят.
И всё-таки здесь кое-что неясно.
Когда я был моложе лет на сорок,
Пожарников солдатиками звали.
Зачем Колумб Америку открыл?
Зачем и кто
Клопу менять название надумал?
Иль дело в том, что, отслужив свой срок,
Былой солдат в пожарники подался
И ныне служит скромно и бессрочно
Неявственному солнцу сентября,
Идее ненасильственного мира
На поприще неведомственных волн
Глухой крапивы?
1986
