Октябрь нагло сморкается в выстиранные окошки,
ему
непонятны
наши
смешные
печали.
Лужи по самые многоэтажки-
осталось немножко,
и мы с моим городом-миллионнОпроцЕнтно-
отчалим.
И будет степное Макондо неспешно, лениво, размеренно,
натыкаясь на волны позавчерашних снов,
дрейфовать по четвертому измерению,
по смешному наитию-
в самую
нужную
сторону.
Нужная-это не там, где теплее и солнечней,
где по утрам лихорадочно не октябрит
необходимость
не выставляет
безцеремонно из комнаты,
нужная-это где
по утрам
просыпаешься
ты.
Только я
в этом городе знаю,
куда сворачивать,
город-корабль требует рулевого.
Сидя в кресле под пледом, я
принимаю
командование,
паруса поднимаются, движемся полным
ходом.
Значит, плывем. На втором этаже
третьего дома
четвертой улицы
компас снимаю в размокшей горсти, как святыню.
Мои пассажиры давным-предавно заснули,
в окошке застыли остовы
хеммингуэйеевских
рыбин.
Только вот мне не страшно—мы слишком уж долго плыли,
чтобы свернуть бестолково на полпути.
Меня охраняет твое
заветное имя,
меня охраняет компас,
зажатый в горсти.
Значит, плывем. Не зная точного адреса,
сквозь тысячи миль
на огонь
твоего
светильника.
Тени на стенах уже репетируют абрисы
профилей наших, зовущих друг друга
по имени.
Вот уже несколько метров, и я, наконец, прильну
к раме твоей оконной лицом обесцвеченным,
одними губами-ну наконец-то, ну,
одними губами-ну наконец-то
конечная.
Громко шумят соседи, я просыпаюсь, вздрагиваю,
маркесовский "полковник"
выскальзывает
из рук.
Октябрь не скоро закончится-
я буду
пробовать
заново.
Жди меня завтра
в это же
время,
Друг.
(картина Ремедиос Варо)
