1С пирмонтских вод приехал он,
Все так же бледный и больной,
Все так же тяжко
Ипохондрической тоской...
И, добр по-прежнему со мной,
Он только руку мне
На мой вопрос, что было с ним,
Скитальцем по краям чужим?
Но ничего не отвечал...
Его молчанье было
Не новость...
Он, по старине,
Рассказов страшно не
И очень мало говорил...
Зато рассказывал я
Ему подробно обо всех,
Кого он знал; к моим
Он был внимателен — и
Сказать, чтоб Юрий забывал,
Кого он в старину знавал...
Когда ж напомнил я
Про Ольгу... к прошлому
Печально-холоден,
Мой Юрий и рукой махнул... 2Бывало, часто
Он мне, что от природы
Он эгоистом сотворен,
Что в этом виноват не он,
Что если нет в душе
И веры нет, то не
Напрасно их,— спасен лишь тот,
Кто сам спасенья с верой
Что неотступно он их звал,
Что, мучась жаждою больной,
Все ждал их, ждал — и ждать устал...
И, разбирая предо
Свои мечты, свои дела,
Он мне доказывал, что в
Не только искры чувств святых,
Но даже не было и зла.
Он говорил, что для
В преданьях прошлого —
Любви и веры,— а
Преданий детства не дал бог;
Что, веря одному уму,
Привык он чувство
Анатомическим
И с тайным ужасом
Лишь эгоизм, сокрытый в нем,
И знать, что в чувство ни в
Ему поверить не дано. 3Одну привязанность я
За Юрием...
Не
О ней он после никогда;
Но знаю я, что ни года,
Ни даже воля —
Ее печального
Не в силах были:
Не мог он ни добра, ни зла;
И та привязанность
Так глубока и так странна,
Что любопытна, может быть,
И вам покажется она...
Не думайте, чтоб мог
Он женщину, хотя в любовь,
Бывало, веровал вполне,
Хоть в нем кипела тоже кровь...
Но неспособен был
И в те лета влюбиться он:
Он был и ветрен, и умен.
Зато в душе иную
Носил он. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . 4Его я знал...
Лицо
Вас поразить бы не могло;
Одно высокое
Носило резкую
Высоких дум...
Но
Вам было б нечего на нем...
Да взгляд его сиял огнем...
Как бездна темен и глубок,
Тот взгляд одно лишь выражал
Высокий помысл иль упрек...
На нем так ясно
Судьбы таинственный призыв...
К чему — бог весть!
Не
Из дум любимых ни одной,
В деревне, при смерти больной,
Он смерти верить не хотел
И умер...
И его
Могилой темною сокрыт...
Но цвет больной его
Давно пророчил для
Чахотку — больше ничего! 5Его я знал,— и никого,
И никогда не
Я так глубоко, хоть
Почти по виду только знал,
Иль знал, как все, не больше...
Ко всем был холоден
И неприступно
От всех родных и чуждых;
Та затаенность не
Вас оттолкнуть,— она
К себе невольно.
Но о
Довольно...
К делу перейдем. 6Одно я знаю:
Юрий
Был горд до странности смешной;
Ко многим — к тем, кто выше
Его породой, или
Аристократом (но у нас,
Скажите, где же высший класс?)
Не слишком ездить он любил...
Но к князю часто он
И свой холодный, резкий
С ним в разговоре оставлял...
Хоть с Юрием, быть может,
Был даже вдвое холодней,
Чем с прочими,— в любви
Был Юрий мой
И, вечно горд, в сношеньях с
Был слаб и странен, как дитя...
Да! он любил его,
На сердца искренний
Встречал один сухой ответ... 7Он помнил вечер...
Так
Плыла апрельская луна,
Такой молочной
Сияла неба синева,
Так жарко жизнью
Его горела голова,
Так было грустно одному,
И так хотелося
Открыться хоть
И перелить в чужую
Хоть раз один, что он таил,
Как злой недуг, в себе самом,
Чему он верою
И что мучительным
Его сжигало,— и теперь,
В груди его открывши дверь,
На божий мир взглянуло
И с ним слилося в этот
В созвучьи тайном...
В этот
Зачем судьба столкнула их?
Бог весть!.. 8 Случалось вам видать,
Когда начнут
Сбегаться к буре
И ветром их начнет
Одно с другим?
Огонь и
Они несут — и
Сдвиженья страшно вам...
Противный ветер
Их по противным сторонам...
Скажите: грустно было
Иль было весело?..
