Дневник
После долгой вечерней беседы
над моим нелюбимым блюдом
(что б вы знали на будущее — это молочный суп)
мама кричит: тебе наплевать, что я говорю, да?
Опять ты бегал к отцу.
Я такой начинаю мямлить, нет, мам, не бегал.
А она хватает меня за шкирку, как нашкодившего щенка,
и шипит, ну а где ты был
между завтраком и обедом?
У Санька не играл, я видала маму Санька.
Тут я как бы сливаю ферзя —
да, сдаюсь, рассекал на речке,
впадлу было бросать ребят, извини меня, извини.
А она начинает плакать — у тебя же его словечки,
даже твое «извини» как его «извини» звенит.
Всякий раз ты мне врёшь, а сам отцовских наречий,
междометий его помойных нахватываешь, как блох.
Он себя изувечил, и тебя теперь изувечит,
он нарочно с тобой встречается, мне назло.
Потом мы полдня как бы в ссоре и не говорим об этом,
тяжко, и воздух густой, и громко зудит комар.
Мам, не бойся, все будет в норме,
я вапще не буду поэтом,
я буду прозаиком, мам.
в голове многократным эхом
корма куркума кайман
карман кардамон кармин
Дана Сидерос
Other author posts
Метаморфозы
О том, что уже началось, ты узнаешь сразу: строка затрещит на сломе, на горьком слове,
Июль
Вы знакомы-то пару дней, но он тебе рад: скалит белые зубы — скорлупки уличных сцен
Второй звонок
Второй звонок Мы становимся кучкой перед Митяем Он тычет в нас веером спичек, — Тяните, — шипит
Ян
Ян снимает тесный пиджак — жара Ян завязывает шнурок и идёт, торжественный, как жираф: властелин окрестных дворов, ободряющий встречных «выше нос », прядь откидывающий со лба, похититель коктейльных вишенок, дрессировщик бездомных собак, ужас кошек, любимец тётушек, продающих холодный квас, обладатель рекордно больших ушей и немыслимо синих глаз Ян шагает мимо цветущих лип, белых статуй, клумб и колонн к старой иве с косами до земли и бугристым больным стволом