Ты ускользал сквозь пальцы, натянут туго, как леска,
Что лопнет в руках вот-вот, и рассыплются на пол бусины.
Тот демон в твоей груди - ему всё чаще бывало тесно,
И я не хотел признаваться даже себе, что чертовски боюсь его.
Ты называл себя ярким именем - очень хотел, чтобы помнили.
Ты горел как фитиль, и каждый боялся ступить в это пламя.
Ты тянул за собой, собирал огромные толпы паломников,
И каждый считал, что знал тебя, но ты просто играл словами.
И даже скованный страхом громко дышавшей в затылок смерти,
Бессильный перед лицом её, беззубым, скуластым, потным -
Ты силился улыбнуться. В тёмных глазах танцевали черти
Пока оставались силы, пока внутри ещё теплилось что-то.
Но губы твои разъезжались, неловкость мелькала в гаснущем взгляде.
Ты говорил, что жалок. Просил оставить лампу включённой.
Ты был для других отчаявшихся таким же светом в тумане и чаде.
...Я бы хотел забыть. Но разве можно тебя не помнить?
Я проживал эту жизнь у себя в мозгу миллионы раз,
И в каждой из этих жизней мне удавалось что-то исправить.
Ты будешь всегда со мной. Ты был давно, и ты есть сейчас.
Я слышу тебя в голове, и в каждом звуке в любой октаве.
Мне предлагали врача. Но врач - не ты. И никто не ты.
Вернуть тебя не во власти ни всех стихий, ни богов, ни целителя.
Ты знал, что я слишком труслив, труслив до полной к себе глухоты,
И ты никогда не услышал, что я любил тебя.
Я любил тебя.
Каждую ночь я смотрю в потолок и не сплю, уже тридцать лет,
Нелепо надеясь на встречу
Там, за пределами бытия.
Я верю: ты где-то ждёшь поезд мой, ты видел давно билет,
И знаешь всё расписание на день моего прибытия.
Я, к сожалению, всё ещё жив, и мой разум не так уж плох.
Всё то, что я не сказал, бьётся о череп словами глухими.
И когда моё тело возьмёт своё и испустит последний вздох,
Им будет короткий отзвук - эти семь букв.
Твоё имя.
