А февральская ночь бесконечно нежна и прекрасна,
Свет фонарный ложится в тумане, как всплеск органзы.
В небе облачном тает дневного отчаянья маска,
И на смену ей тут же на город спускаются сны.
Удивления вдох вырывается с эхом признаний,
В темноте переулка шаги затихают вдали.
А с карнизов срываются капли как будто лобзанья,
И дрожит от них город, он точно корабль на мели.
В бликах влажных всё чудится голос ушедшего моря,
Фонари словно мачты, туман льётся, как паруса.
Штиль февральский разлёгся, и с ним ни за что не поспорить,
Корабельный бьёт колокол — снова четыре часа.
Из бокала глотну я февральского горького хмеля,
Позабуду слова, сомну рифмы свои в кулаке.
Моё море ушло, фонари сквозь туман едва тлеют,
И во мне чересчур клочьев памяти сбито в клубке.
Ночь февральская… Влажно-морозная, дышит в лицо мне.
Я когда-нибудь выпью её, напитаюсь ей весь,
до глубин,
И не станут тогда океаны в душе моей с горем
Спорить до крови, донельзя, до…
[моё море ушло]
Я остался один.