Иной раз в начале осени выдаётся редкий денёк.
Он весь будто вылит из голубого стекла и разукрашен тонкою позолотой.
Прозрачно синеет даль, а берёзки на косогоре стоят тоненькие и прямые, как белые свечи.
Их вянущая листва так и светится золотым огоньком.
Синее небо, синяя даль, блеск солнца и разноцветный убор лесов — как всё это походит на какой-то сказочный праздник, на последний привет уходящего лета.
Всё в природе словно прощается с солнцем, с теплом, хочет последний раз нарядиться поярче, чтобы потом надолго снять свой прощальный наряд и запереть его в кованный серебром тяжёлый сундук зимы.
Вот в такой-то погожий осенний день, помню, бродил я с ружьём и собакой по берёзовым перелескам — охотился на вальдшнепов.
Обошёл одну поляну, другую, третью… Уже начинало смеркаться.
Ярче горели в осенних сумерках жёлтые свечи берёз.
Ветер стих.
Наступал прозрачный сентябрьский вечер.
Я сел на пень.
Каро улёгся у моих ног; так мы провожали этот тихий денёк.
Неожиданно что-то захрустело вдали, затрещали сучья — всё ближе, ближе… Какой-то хриплый отрывистый рёв, не то стон послышался в тишине.
Каро вздрогнул, хотел вскочить.
Но я приказал ему оставаться на месте.
Ничего страшного: ведь это ревёт мирный лесной великан — лось.
А вот он и сам показался на другом конце поляны и широким шагом направился через неё.
Какой он могучий, с огромными рогами, будто несёт на голове корявый пень с торчащими в стороны сучьями.
Лось был, видимо, возбуждён.
Он ревел всё громче и громче и мотал головой в разные стороны.
На его пути — молодая берёзка.
Неожиданно лось зацепил её рогом, рванул… Раздался лёгкий треск будто угасшей свечи.
Золотая вершинка вспыхнула последний раз, на землю посыпались искры листьев.
И вот уже вместо деревца-свечи нелепо, словно огарок, торчит обломанный белый стволик.
Погасив свечу», лесной хозяин грузно зашагал дальше и скрылся из глаз.
Но ещё долго потом в чаще леса слышался хруст ветвей и глухой рёв уходящего зверя.
А я смотрел туда, куда скрылся лось, и мне стало как-то не по себе: зачем могучий лесной богатырь так бессмысленно исковеркал, сломал молодое деревце.
Лесной житель, и сам же портит, ломает лес», — с досадой подумал я, ещё раз взглянув на сломанную берёзку.
Она уныло торчала посреди поляны и больше уже не походила на золотую свечу.
Начало быстро темнеть, небо заволокли тучи, подул ветер, праздник природы окончился.
* * *
Этот маленький, совсем незначительный случай со сломанной лосем берёзкой почему-то надолго остался у меня в памяти.
Увидишь, бывало, где-нибудь изуродованное деревце и сразу вспомнишь про ту берёзку.
Прошло больше года.
И вот однажды весной я снова забрёл на ту же поляну.
Но теперь всё было совсем по-иному, чем в тот памятный осенний вечер.
Было утро, весеннее утро в лесу.
Роса ещё не обсохла.
Крошечные водяные капли повисли всюду на листьях, цветах, на стеблях травы.
Из-за вершин деревьев выглянуло солнце, и в тот же миг в каждой капле росы будто зажёгся ослепительно яркий фонарик.
Они были все разные — синие, розовые и голубые.
Но больше всего розовых.
Весь лес сиял розовым светом.
Это был тоже праздник в лесу, но праздник совсем иной — рождение новой жизни.
Теперь вся поляна была покрыта не жёлтыми опавшими листьями, а цветами, тысячами разноцветных цветов.
На деревьях шелестела молодая листва, в кустах щебетали птицы, и, словно отсчитывая кому-то много-много счастливых дней, в лесной глуши куковала кукушка.
А вот посреди поляны и сломанная берёзка.
За тот долгий срок, который прошёл с нашей первой встречи, деревце уже успело оправиться.
Вместо обломанной лосем верхушки оно выпустило вверх целый пучок тоненьких молодых побегов.
Я очень обрадовался, что деревце не погибло.
Как хорошо растут на сломанном месте её побеги; будто сказочный дед-лесовик начал плести зелёную корзиночку, заготовил прутья, собрал их в пучок, да не успел ещё загнуть концы и как следует оплести их.
Славная работа», — подумал я, трогая деревце.
И вдруг из его густой зелёной вершины выпорхнула птица — лесная малиновка.
Я осторожно наклонил берёзку.
Так и есть: в развилке ветвей было свито гнездо и в нём лежали розовые яички.
Отойдя от дерева на другой конец поляны, я стал наблюдать за тем, как малиновка вновь возвратилась в своё гнездо.
Я мысленно представил себе: вот теперь она уже уселась насиживать яйца.
Птичка вся распушилась, сидит такая озабоченная, важная; ведь нелёгкое дело вывести и вырастить детвору.
Самочка малиновки сидит, затаившись в гнезде, а её парочка пристроилась неподалёку среди ветвей и распевает громкую песню.
Эта песня, по-своему, по-лесному, говорит о счастье, о красоте жизни, о любви.
И отовсюду кругом, из каждого куста неслась такая же весёлая, счастливая песня.
Глядя на деревце, я вспомнил старого лося и его «злую» проделку.
Да он, оказывается, вовсе не погубил берёзку, не повредил лесу.
Случилось совсем иное: лесной богатырь, сам не зная того, просто-напросто помог птице устроить уютное гнёздышко.
