Без песен и слёз, в духоте городской,
? Роптать и молиться не смея,
Живу я в гареме, продажной рабой
? У жён мусульманского бея.
Одна говорит: «Ну, рассказывай мне,
? Как ваше селенье горело;
И выл ли твой муж, пригвождённый к стене,
? Как жгли его белое тело»…
Другая, смеясь, говорит мне: «Ну да,
? Недаром тебя пощадили: —
Наш бей, уж, конечно, был первым, когда
? Твою красоту обнажили»…
— «Ну, что ж?» — нараспев третья мне говорит,
? Держа над лицом опахало, —
«Хоть резать детей нам коран не велит…
? Но — ты ли одна пострадала?!..»
И злятся, что я так скупа на слова,
? Внимая речам безучастным…
Глаза мои сухи, — в огне голова,
? Всё небо мне кажется красным: —
Как будто сады, минарет и дома
? В кровавом стоят освещеньи…
В глазах ли обман, иль схожу я с ума,—
? Иль это предчувствие мщенья!
Навеки тот душу отравит свою
? Стыдом или жаждою битвы,
Кто в страшную душу заглянет мою
? В часы безнадёжной молитвы.
Приди же, спаситель! — бери города,
? Где слышится крик муэзина,
И пусть в их дыму я задохнусь тогда
? В надежде на Божьего Сына!..
