Габриэль Вуд ложится около часу ночи
в слишком маленьком кресле, свернувшись калачиком, как младенец
она ничего не хочет. возомнив себя тамагочи, вспоминает о себе только между стирками старых тряпок и полотенец
ей снится Макс, вечно худой и двадцатилетний
на холодном пирсе, где зуб на зуб не попадал.
она смеётся сквозь сон "а здесь по прежнему чертов ветер..
почему тебе вечно двадцать, а мне снова шестьдесят два?"
очки Габриэль, кажется, тяжелее всего на свете
а волосы как перья больших белоснежных птиц
Макс живёт за тысячу километров от нее и у него есть дети
ему шестьдесят четыре, он носит красный галстук и серый джинс.
по ночам он сидит на кухне и чинит разную мелочевку:
старый магнитофон, наручные часы, купленные в Женеве.
Габриэль просыпается, отбрасывает длинную птичью челку
открывает форточку, курит и потихонечку тяжелеет
там, в восьмидесятых, на пирсе, у нее было лавандовое платье, худые ноги
ни семьи, ни кредитов, ни вечно больных суставов.
она только там и бывает неодинока
где стоит с ним в обнимку,
уснув за вязанием странной
не подходящей ни по размеру, ни по фигуре блузки
когда свет окончательно становится желт и беден.
Макс встречает ее, уснув на рекламе клубничных мюсли.
она снится ему красивой, двадцатилетней.