Слишком много загадок и тайн для пытливых умов
Пожелтевший пергамент на мёртвых хранит языках.
Это древняя память, впитавшая гул городов,
Беспощадно истертых историей в пепел и прах.
Я касаюсь своею рукой благородных холодных камней,
Близорукость мне не помешает смотреть далеко.
И проносится время рекой по руинам чужих крепостей,
В созерцании которых мой век мотыльковый мелькнет.
Как ни странно – земля принимает и зло, и добро,
Не беря во внимания вердикты властей и судов.
Из посевов предательств, которым цена - серебро
Вырастают железные всходы из острых клинков.
Но в дыму не дотлевших костров, в сварах разноязыких племен,
Перемешанных вихрем пожарищ, потопов и смут,
Среди лязга мечей и оков различаю звучание имен
Тех, кто жил по-иному, добром тем и ныне живут.
Укрываясь щербатым щитом от сарматской стрелы,
У своих берегов повидавший немало чудес,
Сын сурового моря, чьи воды в печали черны,
Затонувшим причалом встречает меня Херсонес.
Здесь стихами выковывал души великий Гомер,
И отсюда Владимир увёл свой народ к небесам,
И поступкам наследников их не придумано мер,
Что своими телами согнули немецкую сталь.
Я сломаюсь, как стебель, под сенью твоих базилик,
Прикусив до солёной крови скомороший свой рот,
У дороги, что помнит шаги перехожих калик,
И тяжёлую поступь квадратов ромейских когорт.
Эту скудную лепту свою, заключая в простые слова,
Я бросаю на ветер со склонов багряных холмов.
На заре, обнимающей юг, где плывут по могучим волнам
В кучевых облаках паруса гераклейских судов.