Православный священник с тяжелым крестом на груди
Вдоль безвестных могилок проходит, и ты проходи.
Переполнено синее небо безмолнийным громом.
Это наши союзники в небе грохочут знакомом.
Все проходит, полки бундесвера идут как часы,
Ева Браун побрила подмышки, а Ницше — усы.
Хватит, милая Гретхен, стоять виноватой в углу.
Гений Бисмарка реет, звеня на Немецком Углу,
Заполняет мозгами пустующий череп Вильгельма,
А оттуда летит нетопырь сквозь чугунные бельма,
Чтобы насмерть разбиться о башню в пустых небесах,
Где старик Беккенбауэр в форме стоит на часах.
Не суди, не ряди относительно смутных времен.
Не взыщи, не ищи потерявшихся в поле имен.
Разве есть имена у сокрытых во мраке вселенных?
Русских много везде — и на кладбище военнопленных.
Немцев тоже немало, а также британцев и янки,
И гремят самолеты в безоблачном небе, как танки.
Но на Божием агнце горит золотое руно,
И грудастая фрейлен несет молодое вино.
Если города нет, все равно уцелеет собор,
Ключ Петра подойдет, чтоб открыть неоглядный простор.
Золотую скалу подопрет золотая долина,
Гёте с Шиллером вновь поприветствовали Гёльдерлина,
Не кончается май, тьма рассеется в общем и целом,
“Фатер Унзер” споют белокурые девочки в белом.
Общий хор голосов, уходящих в весенний зенит,
Православный священник тяжелым крестом осенит.
2002
