“БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ”
Может от жары, а может и от чего другого, но мне приснилось море. Не Черное, в курортный сезон напоминающее теплый компот синего цвета, а прохладные воды Балтики.
Будто я лежу у самой кромки, где каменистый берег с наслаждением облизывают чуть тронутые сединой волны, и с интересом наблюдаю, как вздувается и опадает от воды моя штанина. Лодыжку приятно холодит. В монотонный гул моря вплетется вечно тревожный крик чаек. Чайки всегда чем-то недовольны, им бы только покричать. Скандалисты птичьего мира. Вот одна из птиц подлетает прямо ко мне. Так близко, что я чувствую жуткую вонь протухшей рыбы, исходящую у нее из клюва.
Гордеев! – кричит чайка. – Леха! Просыпайся! Вставай! Вставай, соня хренов!
И крыльями хлопает меня по щекам.
Что?
Я открыл глаза.
Вначале мне показалось. Что я полностью ослеп, Или глаза у меня лопнули, совсем как у того мужика из анекдота, которому свет в туалете выключили. Бедняга был так увлечен своим запором, что зажмурился. А открыв глаза и обнаружив вокруг себя кромешную тьму, решил, что эти самые глаза у него лопнули от натуги.
Так и я: только что море, солнце, чайки и вдруг – темнотища! Память пришла ко мне на выручку, и я вспомнил с ужасом, что все еще нахожусь в «подвале для гостей» вместе с Витьком и группой лаосских товарищей. Кстати, последние вели себя на редкость беспокойно : то, что во сне я принял за крики чаек, наяву издавали индокитайцы.
Уйауй! – выли они истошно, - Уйуй – аюй!
В общем, фон для моего пробуждения был не из приятных.
Бежим! – заорал мне Довбуш прямо в ухою – Скорее к лестнице!
Принесли бананы? – наивно полюбопытствовал я.
Дурак! – рявкнул Витек и толкнул меня в спину. – Топят тут нас, как кутят, а у него все мысли о еде!
Что делают? – прошептал я.
Следы заметает твой друган Февральский. – Витек крепко ругнулся. – Кто-то конкретно его за жопу схватил. Ой, как конкретно!
Кажется, я знал, кто именно. Вот только бы ему не опоздать спасти нас…
К ступенькам, Леха! Бежим к этим чертовым ступенькам!
Лаосцы толкались, пихались и вообще, вели себя довольно грубо.
Как ты думаешь, им тоже нужно к лестнице? – высказал предположение я.
А, стадо обезьян! – заорал Витек, известный расист и славянофил, - Посторонись, желтомордые!
Вода прибывала.
Шустрые цепкие пальчики схватили меня за рукав и по всему не собирались с ним расставаться.
Ай-ай! – вопил мне в самое ухо обладатель пальчиков, - Ай – ай - ай !
И старался поскорее отыскать мое горло.
Развернувшись, я послал кулак на голос. Он смачно вошел в чей-то раскрытый рот. Лаосец взвыл и оставил меня в покое. Но парочка его напуганных братьев резво прыгнула мне на спину, словно голодные крысы. Я почувствовал чьи-то острые зубки на своем ухе. Хоть ухо и является моей эрогенной зоной, никакого удовольствия я не почувствовал.
У-у, гад! – завопил я и начал шарить впотьмах, стараясь схватить этого ублюдка за какую-нибудь выступающую часть.
Короткие жесткие волосы мало подходили для этой цели, а вот нос был даже очень ничего. Награждая азиата всеми известными мне матерными эпитетами (поймите меня правильно, расизмом я никогда не страдал!), я вонзил пальцы в его просторные ноздри и как следует, дернул. Ухо тот час было оставлено в покое, а я выиграл еще несколько сантиметров на пути к заветной лестнице.
Толпа мокрых очумевших представителей славного народа Лао преградила мне дорогу. Пришлось пустить в ход кулаки и локти, тут уж было не до дипломатических тонкостей! Худо-бедно, но я продвигался. В паре метрах впереди дико матерился Витек Довбуш, великий гуманист всех времен и народов.
Отвоевав две нижние ступени, к которым, кстати, уже подступала вода, я почувствовал, что меня тянут вниз. Несколько крепких маленьких кулачков пробовали на прочность мой позвоночный столб. А может, они просто пытались достучаться до моей человечности? Кто знает.… Сейчас мы мало походили на людей, каждый из нас: малорослый лаосец, толстяк Довбуш или ваш покорный слуга пытались выполнить главное предназначение любого живого существа в природе – выжить во что бы то ни стало, выжить любой ценой.
Вода прибывала.
Я понял, что если меня скинут вниз, подняться снова будет делом нелегким. И вряд ли мне подадут руку.
Витек! – заорал я. – Помоги мне!
Леха! – раздалось совсем рядом – руку давай, руку!
Я протянул вперед руку, попав растопыренными пальцами в чей-то глаз. Азиат заверещал, словно раненый заяц и посторонился.
Витек…- хрипел я, наклонясь вперед, чтобы ослабить давление на шею, - Витек…
Руку, давай же руку!
Наконец, его большая холодная лапа коснулась меня. Она была мокрой то ли от пота, то ли от чьей-то крови, но я молил об одном – удержаться за нее, не выскользнуть!
Несколько жутких секунд спустя я уже прокладывал себе дорогу наверх. Мой душитель полетел вниз, как только у меня хватило сил и места для того, чтобы лягнуть его пяткой.
Героизм всегда должен быть вознагражден и вскоре я стоял рядом с Довбушем плечом к плечу. К моим боевым ранениям: разбитым Константином Владимировичем губам и брови, несомненно добавились новые – противно ныла правая скула и горело ухо (надеюсь, «зубастик» не занес мне в кровь какую-нибудь тропическую заразу?)
Так или иначе, спустя столетия, высота была нами взята. Мне бы очень хотелось рассказать, как мы с Довбушем, стоя на последней ступеньке, помогали бедным лаосцам забраться нав6ерх, но жизнь – вовсе не собрание благородных поступков и иногда приходится делать весьма мерзкие вещи. Например, стараться выжить, обрекая на смерть других.
Невероятного труда нам стоило удержаться на месте. Несколько человек схватили Витька, и тут уже я пришел ему на помощь. Нашарив на стене какую-то скобу, я судорожно вцепился в нее одной рукой, а другой – в пиджак Довбуша, его канареечную гордость, первоначальный цвет которого был, несомненно утрачен. С горем пополам мы сохранили равновесие.
Внизу кто-то кашлял и захлебывался. Первые жертвы, с ужасом подумал я. Сколько же времени пройдет, пока вода достигнет первой ступени? Какова высота подвала? Сможем ли мы с Довбушем продержаться достаточно долго? Сколько осталось до конца?
Витек, держись за скобу! – заорал я, подвигаясь.
Ты смотрел «Титаник» Камерона? – спросил он.
В его голосе я уловил сумасшедшие нотки: Витек был, что говориться, на грани.
Я уже об этом думал, – пластмассово рассмеялся я, пиная очередного желающего спастись. – Спешу успокоить – на Лео Дикаприо ты не похож.
Точно, - хрюкнул Витек, - он гораздо толще!
Довбуш дышал, как паровозный котел перед взрывом. Он устал. Я и сам чувствовал себя взмыленной кобылой, проскакавшей ни одну сотню километров. Еще немного и.… Нет, об этом лучше не думать вовсе.
Как ты думаешь, - спросил я Витька, - откуда вода?
А? – выдохнул он.
Вода, спрашиваю. Откуда она?
Какая разница! – отмахнулся Витек. – Болтай меньше, экономь силы!
Сдается мне, из озера водичка. Есть под горой такое себе озерцо.
Тут меня буквально привалили к двери. Стало трудно дышать, и я с ужасом услышал отчетливый хруст своих ребер.
Во – да, – прошептал Витек, - она уже на лестнице.
Дышать стало невозможно. Раскрыв рот, словно рыба, я с жадностью ловил каждый глоток вонючего, бедного кислородом воздуха.
По-моему, нам капздец, Гордеев, – высказал предположение Витек.
Вроде бы.
Давай поджимай ноги и на счет «три».
Чего? – не понял я.
Развлекаться будем, говорю.
Ага, самое время.
Я сейчас какому-нибудь узкоглазому в грудак упрусь ногами, потом их выпрямлю. Глядишь, места будет больше.
А держаться ты за что будешь, голубь мой?
За скобу, – оживился полузадушенный Витек, - Ну и ты поможешь.
С минуту мой товарищ по несчастью кряхтел и матерился, а затем ему и впрямь удалось выпрямить ноги. В темноте раздались жуткие крики, кашель. Вода бурлила так, словно в темноте подвала резвилось Лох-Несское чудовище.
Стало действительно свободнее. От неожиданности я даже шлепнулся на ступени, больно ударившись копчиком, и кажется, ко всему прочему, вывихнул руку.
Радость – явление временное и свободой нам долго наслаждаться не пришлось: уже через несколько минут нас облепили сыны суверенного Лаоса. Конечность, которой я держался за скобу, грозила быть оторванной. Даже слезы на глазах выступили.
Вот теперь нам точно капздец. – подвел черту я.
Угу, – мрачно отозвался из-под груды тел Витек, любитель повеселиться.
Однажды в детстве я чуть не утонул. Было мне тогда лет двенадцать, и плавать я, к сожалению, не умел. Как сейчас помню – самый разгар лета, середина каникул. Мы отдыхали у тети с дядей на даче под Черниговом. Стремительная холодная Десна протекала в каких-нибудь пяти - десяти метрах от огорода и практически все свободное время я и мой двоюродный брат Андрей проводили у воды. Плавать, повторяю, я тогда не умел и все, что мог себе позволить – это зайти в реку по шейку и изображать «опытного пловца». Андрей, которому в ту пору шел пятнадцатый год, в отличие от меня, плавал довольно сносно, но проявлял тактичность и не высмеивал своего младшего брата.
Был обычный жаркий полдень, тягучий, словно патока. Спасением от солнца, мы как всегда, избрали прохладные воды Десны. Андрей разделся и ежась от холода, погрузил в воду свое загорелое полное тело. Я тоже решил «поплавать» и последовал примеру кузена. Зайдя в реку по грудь, я сделал еще один шаг вперед и…о, коварство песчаного дна! Нога сорвалась, и я оказался в какой-то холодной бездне. «Спасительное» течение отнесло меня на середину реки, где я и начал захлебываться по общепринятой классической схеме пловца - неумехи. «Помогите!» – исступленно орал я, и очередная порция деснянской водицы отправлялась ко мне в желудок.
Андрей носился по берегу, не придумав, что ему делать: то ли броситься в воду на помощь мне, то ли бежать за кем-нибудь из взрослых. В воду лезть он опасался, так как меня отнесло на такое расстояние, на какое братец никогда еще не заплывал. «Эй, кто-нибудь!» – кричал он ставшим внезапно тонким голоском.
Тем временем, я благополучно захлебывался, и только дикие взмахи руками не давали мне пойти ко дну. Но это уже был, как говориться вопрос времени. От страха, резких движений и холодной воды, мышца на левой ноге окаменела.
«Эй, кто-нибудь!» – верещал Андрей, скача по берегу.
«Кто-нибудь» появился как раз вовремя: я уже достаточно нахлебался, чтобы пойти ко дну. Меня спас случайный прохожий, дачник. Бросив свой велосипед, он с разбегу нырнул прямо в одежде и стремительным кролем поплыл ко мне. Я был вытащен на берег, где сразу же выблевал тонну воды и весь свой завтрак. За мое спасение геройский мужик заплатил тренировочными брюками: их унесло течением.
Вот, что мне вспомнилось в тот момент, когда вода, богатая мочой, фекалиями и банановой кожурой, подступила под самое горло.
Довбуш? – прошептал я.
А?
Ты тонул когда-нибудь?
Неа, я плаваю классно.
Боюсь, тебе это уже не поможет.
Настоящий друг всегда утешит в трудную минуту, – философски заметил Витек.
Как думаешь, может быть, уж лучше бы нас разобрали на запчасти?
Остряк.
А жизнь тебе вспоминается?
Чего?!
Ну, там детство, юность, первый сексуальный опыт.
Ни хрена мне не вспоминается, – зло проворчал Витек. – Единственное, Светку жалко. И малого.
Сколько ему?
Девять осенью.
Совсем взрослый.
Ага. И совсем не толстый, в мать пошел.
Я вдруг с ужасом подумал о том, что будет с моими родителями, с Федоровым, с многочисленными друзьями-приятелями. Брр!
Леха…
Да?
Ты слышал?
Ч-тьфу! – я выплюнул очередную порцию вонючей воды, попавшей мне в рот, - Что я должен слышать? Архангеловы трубы что ли?
Ну… - неопределенно протянул Витек.
И тут я сам услышал. Далекие, заглушенные дверью крики и выстрелы.
Неужели, это наше спасение? Неужели, Друг
Подтянувшись на скобе, я что было сил закричал. Получилось очень даже приличное карканье: мой голос был безнадежно сорван.
Кричи! – я толкнул Довбуша в бок, - Ори, что есть мочи! Ори, Витек! Эй! А-ааа!!! Мы здесь!!!
Ты что, сдурел совсем? – попытался урезонить меня Довбуш, – Да мало ли какие у них там разборки?
А может, это…милиция? – я чуть было не сказал «наши», имея в виду Переверзева и конечно, Друга.
Что-то ты темнишь, Гордеев, – у Довбуша было прекрасное журналистское чутье и на «мякине» его практически невозможно было провести.
Так кого мы все-таки ждем? – настаивал Витек.
Друзей, – просто ответил я и принялся молотить в металлическую дверь.
Довбуш, кажется удовлетворенный моим объяснением, присоединился ко мне.
Эй! – рявкнул он прямо у самого моего уха – Лао! Комарадос! А ну, кричите! Скрим! А-ааа!!! Там наша хэлп! Орите, падлы узкоглазые! А-ааа!!!
Общими усилиями мы создали довольно приличную какофонию и вполне бы подошли для сводного оркестра чертей в аду. Когда же голоса раздались совсем рядом, мы превзошли самих себя: казалось, за автоматической дверью рожает несколько мезозойских динозавров.
Эй, там есть кто-нибудь? – раздалось прямо возле нас с Довбушем.
Есть! – заорали мы с Витьком в один голос. – Скорее, ради Бога, мы тонем!
Это была чистая правда: вода достигла моих ноздрей и я встал на цыпочки, чтобы не захлебнуться.
Сейчас, сейчас! – заторопились за дверью. – Только разберемся, как она открывается.
Взрывайте ее на хер! – взвизгнул Довбуш, - У нас тут куча трупов уже!
Вам придется отойти от двери.
Невозможно. – крикнул я, - мы тут и так, как сельди в бочке.
За моей спиной истошно выли оставшиеся в живых лаосцы. Высоким ростом азиаты, если я правильно помню, не отличаются, жабры у них тоже не растут. Каким же чудом они до сих пор не утонули?!
Боже, как я хочу, чтобы эта гребаная дверь открылась! – в сердцах воскликнул Витек.
Глас вопиющего в пустыне, то бишь в воде, был услышан и медленно, словно во сне, проклятая дверь поползла в сторону.
Ну и связи у тебя! – восхитился я.
Выберусь из всего этого дерьма, бля буду, поставлю свечку килограмм на двадцать. – пробормотал Витек.
Вода поспешила в образовавшееся отверстие и нас прижало так, что пошевелиться было невозможно. Яркий дневной свет полоснул по глазам хирургическим скальпелем. Я инстинктивно зажмурился. Миллиард световых частичек немилосердно бомбардировали сетчатку.
Господи, живы! – продолжал взывать ко Всевышнему Витек. – Леха, мы живы! – рыдал он. – Только глазам больно. Как же больно глазам!
Мутный поток вынес нас на каменную площадку. Прямо ко мне в объятия упал распухший обезображенный труп. Мертвые глаз лаосца были широко, насколько позволял монголоидный разрез, распахнуты. До последних дней своей жизни не забуду этого взгляда!
Я поднялся на ноги и тут же упал. Сломанные ребра, казалось, шевелятся. Жуткая боль. Я был близок к потере сознания. Тошнило.
Эй! – услышал я как из далека, - Эй, очнись, брат – землянин!
С трудом, оглянувшись, я узрел дивную по своей неправдоподобности картину: Довбуш, тот самый Довбуш, который с энтузиазмом сталкивал детей славного Лаоса с лестницы, тащил под руки две маленькие оборванные фигурки!
Велики чудеса Твои, Господи… - пробормотал я с дурацкой улыбкой.
Стоя на четвереньках, я рассматривал своих спасителей. Зрение потихоньку возвращалось. Сперва расплывчато, затем четче, я увидел вооруженных людей в черных штурмовых масках. На рукавах красовались нашивки спецназа.
Милиция? – еле выдавил я.
Точно, – подтвердил один из них, помогая мне встать.
Я блаженно улыбнулся и вырубился, упав прямо в объятия спецназовца.
