Ископаемое
Скелет чудовища в лабиринте
Пустынных залов (таков мой мир!),
Я непригляден. Что ж, извините,
Не всем родиться дано людьми.
Кружат пылинки в музейном свете
И сводит челюсти от тоски.
Сюда приходят отцы и дети
Смотреть на рёбра и позвонки.
Дела музея не так уж плохи,
Но всё же мучает иногда
Вопрос, зачем, рудимент эпохи,
Я не остался в ней навсегда?
Пусть кости б пылью и пеплом стали,
Чем я сейчас, на потеху им
Среди бетона, стекла и стали
Светил остовом своим нагим.
И там, где вымершие гиганты,
Под сенью сосен нашли приют,
Где аммониты и целаканты
По дну давно уже не снуют,
Я был бы принят, обнят, утешен,
Разрушен и, наконец, забыт.
И не вписался бы (каюсь, грешен!)
В такой чужой современный быт.
Воспоминания мне дороже,
Чем свет, заливший дверной проём:
Смола, сверкающая на коже,
Ещё не ставшая янтарём,
Медвяный запах палеозоя,
Зелёный шепчущий каламит
И сердце леса, ещё живое,
Ещё не тронутое людьми.
Other author posts
The Unchosen One
Кто или что выбирает для нас дороги, Кто или что решает, какими станем? Избранных мало, даром что звали многих — Воины Света, юные падаваны.
Орфическое
Забвение — последний скорбный дар Гостям безвидной сумрачной юдоли, Где камень и болотная вода Одной и той же подчинились воле,
Разгерметизация
В осень призывно, настежь открыты двери, И в неизвестность выстелена дорога. Выбеленный до звона пустынный берег Виден уже из сада, почти с порога
Таков путь
Жизнь для других и радостней и слаще, а к нам она на милости скупа. Вселенная — нехоженая чаща, таинственная темная тропа, И верстовые ставят здесь столбы Не сыновья, а пасынки судьбы.