Забвение — последний скорбный дар
Гостям безвидной сумрачной юдоли,
Где камень и болотная вода
Одной и той же подчинились воле,
Где обретают истинный предел
Все души, отлетевшие от тел.
Гостеприимны здешние холмы,
Покойны, как гробы и колыбели.
Но если б только вызволить из тьмы
Над сонным колыханьем асфоделей
Моей любимой сладостную тень —
На год — на месяц — на единый день!
Да, верно говорят, что память — яд.
А что не яд? Вся жизнь — парад агоний.
Израненные струнами, болят
И пальцы, и разбитые ладони.
И мир горит, и я в огне тону.
Владыка! Отпусти мою жену!
Вот так шагают в омут с головой
На самой чистой, самой ясной ноте.
Ещё пою — погибший, но живой,
Отягощёный памятью и плотью,
Несовместимый с радостью земной...
Идёшь ли, Эвридика, ты за мной?
И будто я ещё стою в аду
Среди благоухающих нарциссов
Иль на беду себе — в бреду — бреду
Под сенью тополей и кипарисов,
И там, в мерцанье маковой пыльцы,
Мне трепетно внимают мертвецы.
