Скелет чудовища в лабиринте
Пустынных залов (таков мой мир!),
Я непригляден. Что ж, извините,
Не всем родиться дано людьми.
Кружат пылинки в музейном свете
И сводит челюсти от тоски.
Сюда приходят отцы и дети
Смотреть на рёбра и позвонки.
Дела музея не так уж плохи,
Но всё же мучает иногда
Вопрос, зачем, рудимент эпохи,
Я не остался в ней навсегда?
Пусть кости б пылью и пеплом стали,
Чем я сейчас, на потеху им
Среди бетона, стекла и стали
Светил остовом своим нагим.
И там, где вымершие гиганты,
Под сенью сосен нашли приют,
Где аммониты и целаканты
По дну давно уже не снуют,
Я был бы принят, обнят, утешен,
Разрушен и, наконец, забыт.
И не вписался бы (каюсь, грешен!)
В такой чужой современный быт.
Воспоминания мне дороже,
Чем свет, заливший дверной проём:
Смола, сверкающая на коже,
Ещё не ставшая янтарём,
Медвяный запах палеозоя,
Зелёный шепчущий каламит
И сердце леса, ещё живое,
Ещё не тронутое людьми.