Мне забыть бы тебя, мой Дерри, больной городок.
Это прошлое тянет к себе за стальной поводок, и ему поддаются все шеи, летя в водосток.
Рваный след, где впивались его бесконечные зубы.
Мне приходит на ум нынче запах горелых волос.
Расскажи, жёлтый Дерри, давно ли здесь так повелось, чтобы лето душило под эхо неистовых слёз? —
это вновь завывают под городом дикие трубы.
Сколько здесь умирало мечтаний и радостных дней?
Мрачный Дерри, устала бояться я песни твоей, но тону ночь за ночью в воронке сгоревших огней,
перед сном представляю одно ненавистное горло
и ножом его режу до связок — «Не вой никогда!»
Да, у прошлого длинные руки, мосты, провода...
Мне уехать бы прочь, где другие цветут города, я бы память нам всем, пострадавшим в безумии, стёрла.
Да, живут после ужаса люди, и я ожила.
Пусть останется в сердце каморка жестокого зла, мы не бросим попытки дожечь её ночью дотла.
Я теперь не одна, жадный Дерри, а значит, сильнее.
Мы сбежали когда-то и снова однажды сбежим.
Зря ты думаешь, будто кровавый покой недвижим — изнутри мы однажды нарушили этот режим, и ещё раз попробовать осенью рыжей посмеем.
И тогда не спастись тебе, Дерри, не спрятать свой страх.
Ядом пахнут деревья и клумбы в обильных садах, но сверкает свобода в отчаянных детских глазах — это небо над городом смертным победно алеет.
Мы запомним тебя, к сожалению, мертвенный мрак — эти раны не лечатся, словно замедленный рак,
только знаешь, и твой не останется чистеньким фрак, и следы от зубов наших розой завьются на шее.
