Андрею Н.
Живут столицы, там из камня храмы.
А на Руси в чести сосновое бревно.
У них — стекло дверей, до пола рамы.
А на Руси всё глухо — с гулькин нос, окно.
Оповестив заранее прихожан о службе,
Служитель культа наш, неспешно, загодя,
Достанет атрибуты; всё, что нужно,
Каноны и уставы строго чтя.
Он в алтаре зажжёт огонь спасенья,
Поддержит, не оставит на авось.
Воды нальёт, исполненный терпенья,
Огнём, водою множество спаслось.
Приход собрался; люд, снимая шапки,
С поклоном входит в низенькую дверь.
В притворе — прочь одежды, только тапки.
— Пора в алтарь — Очистимся, поверь!
Темно в алтарной части, черни лавок;
Намоленны прокопченные вены.
В горячем воздухе витают души травок;
В иконах чабреца, полыни — стены.
На алтаре — гора каменьев раскалённых.
Потир — бачок в эмали. В чаше той —
Берёзы связы, дуба; замочённых.
На кипятке крутом запаренный настой.
Из каменной горы, как из Голгофы,
Торчит труба, как основание креста.
Жар — в небеса библейской катастрофы,
Возможно, греет там озябшего Христа.
Служитель молвит — Ну, с почином!
Кропит алтарь печи духмяною водой.
На прихожан: на деда, на отца и сына,
Шипя, клубясь, нисходит пар святой.
— Ай, тише! — Люд молит о прощении.
Тела нагие веник хлёстко крестит.
И вместе с грязью, не выдержав крещения,
Выходят хвори и соблазны — тучей бестий.
Жар до костей, пот градом; с тела и с лица.
Трещит сверчок, сгоняя скверну в щель.
Кто духом твёрд, обряд закончить до конца,
Стремглав, из алтаря — в студёную купель.
В непримиримом братстве — огонь и лёд.
Вскипает кровь! и сердце рвётся в пятки!
Болезнь, дурь, бес, — всё выскочит, уйдёт.
Сам Чёрт, и тот, припустит без оглядки!
Родившись снова, человеки, следом,
Омоются и, выйдя из-под душа —
На вечерю, плечом к плечу с соседом,
Хлеб преломивши, чарочки осушат.
Налив ещё, под добрую беседу, —
Откроют ближнему распаренные души.
