У беды тихий шаг, и от каждого сводит грудь.
Рядом нет никого, кто б оплакал твою судьбу.
Птицам после кружить в небе росчерком черных полос
и кричать за тебя. Твой надломлен и выжат голос.
Что вложить бы суметь в души вырванную дыру?
Мальчик спит и не знает, как много еще сдерут
с него в будущем шкур человечности, ласки, веры,
как останется в памяти этот раз, самый первый:
кровь стучала в висках, в животе все узлом свивало,
боль меняла цвета, на изнанке век плыла алым,
была слишком огромной, почти что невыносимой.
И неважно, что ты пытался, что ты просил.
Время вовсе не вылечит, просто изменит роли,
но, стерев твою память, унять не сумеет боль:
пусть нить шрама скрывает давно под собой пустое,
но порой пустота эта тоже дрожит и стонет.
