Стеснило грудь,
и сердце бьётся гулко –
как будто страшно стало
ему от этих звуков,
как будто совершают
клавиши прогулку
по лабиринтам душ -
и входят в двери тайные
без стука.
Дрожит рука –
смахнувшая слезу,
навеянную вдохновеньем
пианиста,
взор проясняется –
и видит бирюзу
и прошлое,
в котором всё теперь –
светло и чисто.
И эхо всех
давно прошедших гроз
вдруг растворяется –
как зыбкое виденье,
и, избавляя память
от ненужных слёз,
возносится душа –
наполненная щедрым
всепрощеньем.
И рушатся
заслоны и границы,
и жизнь зовёт –
как яркая картина,
А россыпь быстрых нот
спешит разлиться –
чтобы сильнее, чище
билось сердце,
захваченное властью
пианино...
