Дождь идет четыреста лет и еще три года.
Я обнимаю на прощание китов и отпускаю их в воду.
Киты машут хвостами, волны несут их на волю, в небо.
Вот кашалот зацепился за мост плавником, заревел и запел, как комета;
Синий тяжелый и грустный, сильный космической высотой;
Усатый с горбатым молча ныряют в тучи, вздымают спины дугой (ра-дугой).
Со мной остается серый — шершавый, холодный, с глазами, полными света и льда.
Я отпускаю китов, но этот не хочет ни вверх, ни вниз — никуда.
Внутренний кит огромен, печален, как Эверест и любая другая живая гора.
С неба сыплет колючая морось,
я вытираю осколки и звезды
и обнимаю кита.
