Тебе благодарность,
Небесный Отец!
Огневая горячка
Прошла наконец.
И болезни, что жизнью
Зовется, — конец:
Грустно, что сил
Больше нет, но тоской
Не томлюсь, не грущу,
Потревожить покой
Не хочу — я ценю
Безжеланный покой.
И спокойный, и тихий я
Здесь наконец, —
Подумают люди,
Взглянув, что — мертвец,
В испуге шепнут они:
«Это — мертвец…»
И грезы, и слезы,
И вздохи, и муки
Прошли — и теперь
Не тревожат и стуки
Там, в сердце, — жестокие
Жуткие стуки.
Затих нестерпимый
Мучительный шум;
Конец лихорадке,
Терзающей ум,
И горячечной жизни,
Сжигающей ум.
Там жуткою жаждой
Я был истомлен —
Нефтяною рекой ее,
С давних времен
Истерзал меня страсти
Мучительный сон, —
Но источником светлым
Я здесь утолен.
Быстролетной воды
Запевающий звон —
Успокоил, сверкающий,
Сладостно он,
Убаюкал, ласкающий,
Радостно он.
Глупец скажет, быть может,
Что темен покой
И что узкое ложе
В постели такой, —
Но кто спал когда
На постели другой,
Если спать, несомненно,
В постели такой.
Отдыхаю, не знаю
Томительных гроз —
Забыл и не вспомню
Я запаха роз,
Бывалой тревоги
И мирта, и роз.
Лежу беспечальный я,
Тихий, бесстрастный;
Доносится запах
Ромашки прекрасный,
Шиповника запах
Густой и прекрасный
И скромной фиалки
Простой и прекрасный.
Отрадно мне, тихому,
В грезном сиянии
С думой-мечтой
О любимой мной Анни,
Укрывшись волною
Волос моей Анни.
Целуя, шептала:
«Земное, уйди…»
И радостно я
Задремал на груди —
Забылся, уснул
На любимой груди.
В погасающем свете
Нежна и светла,
Она Божию Матерь
Просила от зла
Уберечь, ограждая
От горя и зла.
Я — укрытый от горести —
Сплю, наконец;
Знаю, что любит,
А вы мне «мертвец»,
Сокрушаясь, твердите, — но
Это ль конец?
Если весь я — любовь,
Разве это — мертвец?
О нелепые бредни, — нет,
Я не мертвец.
Всё светлее на сердце —
Как в звездном сияньи;
Нежно ко мне
Наклоняется Анни,
Я вижу лицо
Дорогой моей Анни, —
Словно звезды, глаза
Убаюкавшей Анни.
1953
