Жанна молится.
С неба неделю течет вода
по булыжникам
серой площади Вье-Марше.
Что святые отцы не считали
за божий дар,
то усталой решимостью
тлеет в её душе.
Чистый голос проходит
сквозь ватные облака,
и мерещится Жанне
то шёпот, то тихий свист.
Успокоит, утешит, -
он истинно знает как
от высоких могильщиков в рясах
её спасти.
Жанна молится.
Свет не проходит
сквозь толщу стен,
и огонь, пожирающий дерево,
не виноват
в том, что помнит:
как отрекалась,
сдавалась в плен,
как мечом и пожаром крестила
своих солдат,
как чернел под копьем
рассеченный, кровавый рот
распластавшегося,
переломанного врага.
Тлен - земле,
ведь единожды мертвое -
не умрет.
Жанна молится.
Ей ещё кажется, что жива!
Что гусиные перья не выпишут
приговор,
что король о прощении взмолится
палачам,
что Святой Михаил протянет
через костер,
как спасительный крест - рукоять
своего меча.
Тает пепел в потоке холодной,
речной воды;
кто-то сверху имеет на Жанну особый план,
и колышется в воздухе едкий,
белесый дым,
словно белое знамя
над городом
Орлеан...
