Лечу.
Куда? Зачем?
Лишённый имени и чувств,
И на лету летать учусь.
Дух замер, кувыркнувшись на качелях,
Вокруг оси исполнив солнышко как встарь.
Я не летел, но падал.
Нещадно сокращалась высота.
Но вам скажу – летел,
И ты, читатель, мне поверишь,
Ладно?
Мгновение назад закрылись двери
На двадцативосьмиэтажной высоте.
Я нëсся вниз, считая этажи.
Советский лифт – дитя знамëн и коммунизма,
Совсем немного до замены не дожил.
Стальной торос порвался,
Как на поношенных
Ботинках перетëртые шнурки.
И лифт мчал вниз, обвязан коконом каркаса,
А у меня на роже
Проступали желваки.
Лифт ничего не видел в жизни этой
Кроме замыленных подошв
И лап собачьих.
Не видел окон, лета,
Меня не видел в полный рост. Скажу вам больше –
Я для него не значил
Ничего.
Трудился лифт из года в год:
То взмоет ввысь, то бьëтся оземь.
Теперь мы с ним летим вдвоём,
В мою двадцать шестую осень.
Сейчас же всë моë —твоë,
Я твой багаж случайный,
Пленник.
Маша рукой, парю, качаясь,
С тобой сегодня в воскресение.
/Здесь моë небо не болит/
Язык от жути в нëбо вжался.
Один единственный бы шанс мне –
Остановиться в поцелуе от земли.
Наверное,
Такая невесомость.
Наверное,
Такая опостылость.
Бог издевался надо мной, не зная меры,
А впрочем, мне это знакомо.
И комом в горле крик застыл.
Удар
Я прилетел из ниоткуда в никуда
И лифт со мною.
Не скрою,
Там, на дне,
Меня с улыбкой встретил новый день.
А я лежал и тихо плакал,
Пока не выплакал всего себя-собаку.
Пылала шахта,
Щепы впились в рёбра, кутерьма.
Сегодня жизнь поставила мне шах,
Совсем немного не хватило ей на мат.
За мной в который раз осталось слово,
А лифт смонтировали новый.
Его боятся многие.
Меня повстретив, поп не перекрестится.
Хожу теперь пешком, мозолю ноги
И ненавижу лестницы.
