Краснощекий младенец спит в колыбели, краснокнижную фиалку в руке зажав: далеко еще страстная неделя, не созрел еще урожай… Он не бог, но сын, только чей – не ясно, человечий или иных кровей? Впереди его ожидают ясли, и шаги несмелые по траве. Все одно, что плевелы, что пшеница для стопы босой. Золотит поля луч закатный, и переворачивает страницы ветер, не касаясь паруса корабля…
Колыбель плывет по волнам, качаясь, с ней - ореха грецкого скорлупа. Познает младенец впотьмах отчаяние. На свету, безжалостна и слепа, ест его тоска о большом и важном, обжигает, мучит, сечет кнутом. Он уже подрос! Он готов поклажи целый воз тащить из «сейчас» в «потом». Только справа – лебедь, а слева – щука: ставят раком, имеют его ввиду. Подставляет младенец другую щеку, чтоб по праву сказать себе: «Не пойду».
На причал средь ящиков и канатов он садится, ноги свободно свесив. Проплывают мимо киты-громады, а на спинах их – города и веси, а на небе звезды! И в море звезды, и луна недобрым косится глазом: человек, опомнись, пока не поздно, ты опять желаешь всего и сразу! Вал девятый схлынет, затем вернется. Все проходит в жизни. Пройдет и это: на прощанье ударит хвостом комета, заискрится солнце в соленых брызгах.
Но напрасно все: человек не внемлет и судьбу включает на перемотку. Вечно длится бой человека с Тенью. Он причал ломает, чтоб строить лодку, отдается снова мечте и страсти, роковой, запретной, тысячеликой. Из травы пожухлой сплетает снасти и выходит в море за Моби Диком…
