Только под старость мне стали сниться
честолюбивые сны.
В молодости, как вы помните, снится совсем другое.
Знойные женщины больше нужны
где-нибудь в Уренгое.
Теперь я в обществе лучших поэтов препровождаю дни,
ночи то есть. Теперь с приветом ко мне приходят они.
Неистощимые разговоры, солнечные часы
и муза с весами.
Какая муза?
Какие у ней весы?
Что-то, наверное, перепутал Фет, затупив карандаш.
Поэзия ничего не весит, и нет ее в списке продаж,
ни фунта не весит, ни цента не стоит, и каждый мой визави
больше по части обиженной куклы, как ее ни назови.
В наших душах, заметил кто-то, написано все давно.
Кто-то заметил, что в мазанке душно и надо открыть окно.
Кто-то сказал об арбатском джазе, в котором играл на трубе
я, не успевший протрубадурить о времени и о себе.
Однако, пока занимался ветер дублением душ и кож,
пока человечество блох ловило, а также давило вошь,
я видел ночью сквозь виноградник
семижемчужный ковш.
Я видел небо в друзьях и звездах,
когда покурить вставал,
и в пифосах держит орфический воздух
фанагорийский подвал.
2006
