Жил-был шторм, бушевал, ярился, бил берега
по щекам, обгоревшим от солнечной нелюбви,
измывался над ними всласть, тяжела рука -
хочешь правой, а хочешь левой удар лови.
Неудивительно - от захлестнувших слёз
у берегов размылись черты лица.
Я приехал искать ответ, а нашёл вопрос.
Что, если шторму внутри меня нет конца?
Шторм превратился в самый высокий штиль.
Я сумел бы таким написать не один роман,
но смотрю на корабль, которому море - шпиль
Адмиралтейства, и верю одним штормам.
Небо там голубей, в котором нет голубей.
Даже целая жизнь под ним превратится в час.
Буду самым высоким штормом писать тебе.
Буду самым высоким штормом писать о нас.
