Она умерла, он лепил ей в улыбку рот,
и, словно печаль, отгоняя от гроба мошек,
рассказывал что-то и врал, что совсем не пьёт.
Кивал на меня, малахольная, мол, поможет.
Улыбка сползала, он мял, будто глины ком,
когда-то податливый профиль. А я привыкла,
к нему, пропитому, прижавшись холодным лбом.
И кажется, что оторваться была не в силах.
Она уходила, уступчиво рот скривив.
Он в яму подкинул цветы, как в огонь поленья,
теплея лицом. Сорок дней я брела за ним
и той, чью усмешку к лицу моему приклеил.
