Пахнет молодой травой, первоцветами, прелыми листьями. А еще - свежевскопанной землей и кровью.
Кукушка… В утреннем лесу голос ее разносится далеко, звонко. Кукует, ведет отсчет. Увы, не годам, не дням и даже не часам. Минутам. Моим последним минутам.
Солнце такое теплое, нежное. Как щечки моей Машеньки, когда целую ее сонную. Паутинка. На ней искрятся капли росы. Красиво. Впитываю в себя все, даже самые крохотные детали. Каждый звук слышу втрое громче, словно включили усилитель.
Вот лопата втыкается в землю, подхватывает пласт, откидывает в сторону. Вот заквакали на болоте лягушки. Полусонные птицы щебечут. Как хорошо жить! Жить! Я так хочу жить! Слеза скатывается по разбитому лицу.
По иронии судьбы это то самое место, где убили Толю. Нет, не так. Где я застрелил Толю, своего зама. Собственными руками. Шесть лет назад. Тело так и не нашли. Помню, как плакала его жена, когда он пропал, а я лицемерно обнимал ее за плечи и уверял, что все образуется. Даже пустил слух, что у Сергушова была любовница в другом городе, и он собирался уехать к ней…
Вот и меня не найдут. Эти ребятки знают свое дело. Жаль, я так и не понял, на кого они работают. Но работают слаженно и уверенно, можно только позавидовать. Выкрасть помощника генерального прокурора! Их лица скрыты масками, возможно, здесь есть и бывшие силовики, нашедшие себе хозяина более щедрого, чем государство.
- Что, прокурор, страшно? – ко мне подходит коренастый боец, видимо, главный из похитителей. Кажется, кто-то назвал его Серый. Протягивает пачку. – Курить хочешь?
Молча показываю ему свои связанные руки. Серый достает нож и разрезает веревку. Ну да, куда ж я теперь денусь. С наслаждением растираю затекшие запястья. Замечаю разбитое стекло Ролекса. Ликин подарок на сорокалетие. Двух месяцев не проносил. Милая Лика, если б ты знала, сколько глупостей я натворил из-за тебя!
Сигаретный дым заполняет легкие. Кашляю с непривычки. Ради Лики бросил двенадцать лет назад. Память отбрасывает меня в прошлое.
Тогда я только начинал работать в прокуратуре. Неискушенный дурачок, наивный до безобразия. Высоко нес знамя справедливости, был намерен беспощадно карать преступность.
Тогда и встретил ее. Красивая, умная, гордая. Не подступишься. Отец ее, Петр Семенович, известная шишка, проходил по одному делу свидетелем, и я приехал к ним в загородный дом для опроса. Крутой мужик с бульдожьей хваткой. Когда у нас с Ликой завертелось, принял меня хорошо, все Илюшей да сыном называл. С квартирой помог.
Потом как-то незаметно из мальчика на побегушках я дорос до прокурора города. Дела были все сложнее. Имя беспощадного Ильи Гордина наводило ужас на злодеев всех мастей. Жена родила сына, потом дочку. Ее родители у нас бывали редко, чаще звали к себе. Несмотря на их радушие, я чувствовал, что они не одобряют условия, в которых живут их дочь и внуки.
Однажды Петр Семенович обратился ко мне с просьбой помочь его близкому другу. Друг был обвиняемым по делу, которое я вел, ему светило семь лет за решеткой. Тесть просил «потерять» некоторые улики и устроить для своего товарища условный срок. Естественно, за вознаграждение. Я был возмущен, кричал, топал ногами…
И тогда мне первый раз напрямую было сказано о моей несостоятельности и никудышности как мужа и отца. О том, что я не могу обеспечить потребности семьи, что нужно подумать об образовании детей, естественно, за границей. Многое было тогда сказано… Всю ночь я не спал. Я боялся потерять любимую женщину, детишек. Утром, придя на работу на час раньше, проклиная себя, я исполнил просьбу тестя.
Через неделю я взял отпуск, и мы с Ликой улетели за границу на море. Она была так счастлива, так светилась любовью, что все муки совести были забыты.
А потом ко мне стали приходить и другие просители. И с ними стали приходить деньги. Преступники оставались на свободе, отделавшись легким испугом, а я становился все богаче и известнее в криминальном мире. На вопросы сослуживцев, откуда у меня новая машина, я отвечал, что это подарок тестя. Новая квартира – подарок тестя. Загородный дом – подарок тестя…
Саша ходил в элитную гимназию, Машеньке наняли няню. Лика разъезжала на новенькой Тойоте, одевалась в дорогих бутиках. Но любая ниточка имеет свой конец. Толя Сергачев, мой заместитель и лучший друг, однажды заметил пропажу документов и обвинил меня в сокрытии улик. Я убедил его, что это мой тактический ход, чтобы заставить преступников расслабиться, и назначил встречу за городом.
Прости, Толя! Звонок одному из вырученных однажды авторитетов решил твою судьбу. Кроме меня Толю ждали несколько братков с битами. До сих пор помню его глаза. И последние слова: «Каким же ты стал подонком, Илья!» Я не мог оставить его в живых. Кто-то из тех парней сунул мне в руку пистолет…
После смерти Толи я хотел завязать. Честно, хотел. Только вот коготок увяз – всей птичке пропасть. Отказавшись от крупной взятки, утром я получил заказное письмо, где была фотография, на которой я стрелял в своего друга. И приписка: «Не балуй, прокурор!» Я несколько лет пытался найти того, кто прислал мне это письмо, чтобы избавиться от компромата, но так и не смог. А вот сегодня, видимо, узнаю. Хорошо, что Лика и дети в Испании!
Зашуршали шины. Черный лендровер остановился на краю поляны. Что притихла, кукушечка? Неужели закончились мои минутки? Парни в масках взяли меня под руки и подтащили к яме. Затонированное окно опустилось. Рука с до боли знакомой золотой печаткой на безымянном пальце выбросила окурок.
«Так вот кому я обязан? Спасибо, Пё…» Сухой щелчок выстрела оборвал начатую фразу.
- Дедушка, дедушка! – Машенька радостно прыгала вокруг высокого сухощавого старика. – А папа с тобой приехал? Я соскучилась. Меня мама по-испански научила говорить «папа».
- Папа приедет позже, дорогая! У него много, очень много работы, - Петр Семенович нежно погладил внучку по белокурой головке.
На безымянном пальце хищно блеснула в закатном свете золотая печатка…
