***
индульгенция для независимых - в жжении кожи куриных, избегнувших суп, переростков,
перебравшихся на дерева и затихших в ветвях, в безответных поминах, в прононс
уводя ничегошные реплики междусобоев; волчок с одомашненной сытостью смотрит на грозди:;
льёт с ленивым апломбом унылой решимости в уши анамнез, hardcore и прогноз –
в пору статься глухим и наладить ходьбу в Jethro Tull со своим аквалангом,
отрываясь в ромашках, без слуха попеть с васильками, валяясь в траве, передразнивать му –;
убивают, всегда без причин и последствий и без появления торта, где в вишенках танки:
в торжество бздеть солярой и тоже попасть в глупых фильмах других в предрассветную муть…
суть дымит над водой маломерной, затерянной в детском диагнозе речке,;
а ночная империя скатерть накрыла великому множеству всех настоящих гостей,;
покидающих ветви по жесту немого, сложившего рухлядь и лёгшего возле растопленной печки,;
и король или царь затерялся в потёмках и празднике, где так винтажно повесился новый эстет…
***
шоколадные гробики любят солёные губы текилы,;
после люменов залы стерильной кондитерской: я – чернослив,;
уплывающий в недра китов, чтобы снова стать илом,;
чтобы снова стать пылью шагов превращающих или в конкретное и…;
заполняют столы полуполные, полупустые, пустые сосуды;
в предрассветном, но я, стопроцентно расходуя ночь,;
здесь побуду то странником, то несусветным иудой –;
я хочу не вертепа, а экскурса в левое дно…;
декорации, смена конструкций по смерти других декораций:;
я хожу по площадке кругами, вдыхая подножный цемент,;
в окружении чпоков всего в перманентной пурге дефлораций,;
сам с собой, как любой возвращённый из взрыва фрагмент…
***
слепота предзакатного солнца вселилась в закраины глаз:;
мир добреет и, с лёгкой руки, начинает сжиматься в ядро;
первобытной лещины, дождавшейся выхода нас
в долгожданный тираж из застывшей весны ледяного метро –;
обесточены рифы обвислыми струнами старых гитар,;
и поход продолжается шарканьем старческих ног;
за Христом, для Христа и во имя Христа, таки да –;
предприимчивый ветер в единое дует окно…
если есть в той Венеции койка и место, Иосиф, шепни:;
интуристу доступнее прелесть зажатого жеста;
истеченья воды, намешавшей в коктейль и людей, и огни,;
и притворной, но бесконечности шествий…;
***
мозговые горошки в ладошке инстанции в белом с плейбойным лицом –;
даже грязные, злые пытались сперва улыбнуть исходящим дыханьем;
нарисованных: кровь процедур, ловкость манипуляций начала с концом,;
и уже – в консерванты по ёмкостям за не доточенной гранью:;
когнитивность порушена корками – Еву доел апельсин чисто автоматически,
чудаки не мешают отсутствию знаков в событиях возле разделанных тел,;
прогрессируя в мыслях о бедном стакане, который бессчётное множество раз опустел,;
там где нет никого - остаётся последний, истёкший по срокам, стоически…;
***
обоюдно когда устаканится воткнутый в ноги и временный крест -;
ты всегда хотел брата, и надо туманом под утро раскинуть с рисунками ткани,
чтобы сесть у прибоя у кромки палёных надежд окончаний песка, на жаре
болтовню тёплой пены послушать, и на незамеченном катамаране;
удалиться, меняя среду и меняясь в глухих колебаниях брошенной после земли
доносящихся в домиках скорби и выжатой жали возможности снова осесть наряду;;
по воде в неуверенность шариков всплывших субстанций, напомнивших белый налив,;
где в глазах только радуга, что подсмотрел ушлый Данте при сварке в Аду…;
