Горение: сборник стихов и малой прозы, посвященный 150-летию М. Горького. Волгоград: Перископ-Волга, 2018. С. 16-25.
Надпись на веере
Отражение, шелест, жжение –
Лилии, тростника, огня;
Изящество, песнь, движение –
Попытка познать себя.
Истина на мгновение
раскроется веером томно, –
движение, дуновение…
И снова дни монотонны.
На шелке, бумаге, фарфоре
поиски тщетны истин:
искусство как вид бутафории –
краска, палитра, кисти…
Но всё волшебство феерий,
на все вопросы ответы –
в сердце, открытом, как веер,
и свободном, как ветры…
Ледосплав
Земли не видно. Только рокот
волны, несущейся стремглав!
А юных разбирает хохот –
вся жизнь пред ними для забав!
Мечта! Стоять среди стихии,
надеясь ног не замочить?!
Вам в радость времена лихие? –
Их не унять, не истребить!
Чего же вам не доставало?
Что забурлило вдруг весной,
что стали вы средь ледосплава
дразнить свирепый сей прибой?
Что толку в юности беспечной?
Чем образумить страсти прыть?
Глупцы! Домой! К горячей печке!
Глинтвейном пироги запить!
Юнцов не видно. Только рокот
волны, несущейся стремглав!
А бесов разбирает хохот –
им наша гибель для забав!
Токкотай
Утром зайду в тайся, положу монетку.
Выпью с отцом саке, маме скажу: «Прости!»
Милой Мико ручьем отправлю корабль-конвертик.
Помни, Нихон, о нас! Ками нельзя грустить!
Что же так нелегко погибать за родную землю?!
Юность свою кидать в топку чужих страстей!
Верный Zero жужжит, жало вонзая смело…
Ветер свистит в ушах и гонит куда-то тень…
Из Книги мертвых
И ты даже не понял,
что тело оставил там,
что теперь ни до браги и мяса,
и ни до грудастой бабы.
Оказалось, что всё, чем ты жил, –
инфернальный спам,
вулканический дым,
окутавший мемом «какбы».
А ты так старался при жизни
всем доказать, что Бог
не служит отменно своим
полицейским задачам!
И вот получилось – умер, но не подох!
Ведь не пес шелудивый, –
дух во плоти, не иначе!
Эх, зачем же кормил собою
ораву страстей спесивых?!
Разменял свой талант
на мелочь словесной дичи…
Что?! Отныне всегда
бесы будут трындеть игриво
над моею душой
на нарах
безлюдной кичи?
Эк, загнал себя в угол…
А мог бы… Запросто так
с Авраамом беседовать
о мирозданье чинном…
Края ризы касаться…
И думать, что не дурак –
не профукал душу
за ножичек перочинный.
Багровые реки
Полихромная пестрядь людской немоты
оглушительно стонет в тисках.
И трепещет душа, – как слепой нетопырь, –
и без пищи блуждает впотьмах.
«Переход к обороне!» – оранжевый шлейф
иллюзорной надеждой завис.
Черным дымом кошмары ползут по земле.
Испаряется мирный кумыс.
Да, Восток – дело тонкое! Жидкая сталь
загустела сукровком в песках.
И орет беспрерывно война: «Перестань!»
Но не слышит ее Абдуллах.
На Планете людей только Маленький принц
в лазарете медбратом снует.
Но багровые реки не знают границ.
Бесполезны карболка и йод.
От сверхточной ракеты не увильнуть! –
Обречен и шахид, и кафир.
Тело мира дрожит… И свинцовая муть
монохромна: «Окончен эфир».
Колыбельная
В комнате темным-темно…
Занавешено окно.
Ставнями закрыто.
Досками забито.
Дверь на крючья заперта.
К ней придвинута плита.
Нас не потревожат,
Нас не заворожат!
Сколь для сна полезна ночь!
Спи, дурашка, не канючь!
Спи! – впотьмах дремать легко!
Яркий свет – глазам бельмо!
В комнате темным-темно…
Кто есть кто – не всё ль равно?
Что есть что – плевать давно.
Сна блаженство нам дано!
Дверь в чуланчик заперта.
К ней придвинута плита.
Пленница не видит.
Пленница не выйдет!
Исцеляет сон мозги!
Спи, не видно ведь ни зги!
Спи! – Не то помрешь с тоски!
Спи, дурная совесть, спи!
Завещание отшельника
Словно в джунглях, плутал я по свиткам, ища
неизвестное имя Источника Сил, –
но, скупив всю Премудрость, в конец обнищал!
Голод Вечности ноги мои подкосил…
И, себя хороня, у развалин седых,
пальцы в кровь изодрав, я нашел черепок –
и сомнений моих улетучился дым,
и прозяб в хилом сердце надежды росток.
«Джагат ту таннаджанат» – печаль на века!
Но, восстав и омывшись, я бодро спешу
к тем, кто милости ищет и для червяка,
кто разделит с бродягой и чай, и лапшу…
Так, познав, что блаженство не в книгах живет,
а в свободном творенье добра без затей,
скромно вязь мы вплетаем в судьбы переплет,
славя Светлую Жизнь – назначенье людей.
Дети и Гомер
Нет никого глупей, бродяга, слепых поэтов!
Где же ты видел, Гомер, Артемиду с Фебом?
В храмах ты их закормил молоком и хлебом?
В глаз что ль от них получил костяным кастетом?
За нос кто водит тебя, тот и уши чешет!
Что не зря духом ты ходишь так безмятежно?!
Но сколь не ищи в познаньях твоих погрешность,
раз и пропали куда-то подкопы-бреши…
Ай, ладно, живи пока! Нам тебя послушать
забавней порой, чем с девками бить баклуши!
“Жизнь коротка, а искусство врачует души...” –
Шепчут при родах смелые из повитушек.
Мертвый штиль
Мертвый штиль. Но эскадра уходит вперед
Под неведомой силой подводных ветров.
Боцман сдал и в свой рупор уже не орет.
А команда от брома блюет с лееров.
Капитан, не молчите! Возьмите штурвал!
Пусть иллюзией этой опомнится зыбь!
Или требник раскройте, ведь Бог помогал,
Отвечая всегда на матросский призыв!
Только ночью безлунной не видно ни зги!
Словно в нефти густой мы застыли навек!
Свежий ветер давно нам не чистил мозги!
Мы похожи на старых, ненужных калек…
Капитан, не молчите! Возьмите штурвал!
Пусть иллюзией этой опомнится зыбь!
Иль часовню откройте, ведь Бог помогал,
Отвечая всегда на матросский призыв!
Скоро утро! Но холод скукожил наш дух
И стучит будто рындой глухим молотком.
И фантомным буксиром колеблется слух,
И нам хочется вплавь за незримым буйком!
Капитан, не молчите! Возьмите штурвал!
Пусть иллюзией этой опомнится зыбь!
Или сердце откройте, ведь Бог помогал,
Отвечая всегда на матросский призыв!
К тихой бухте прибило никчемный корабль,
Сном уютным окутанный, как забытьем.
Капитан Очевидность поправил бушлат
И спустился на берег за пресным питьем.
Китеж-град
От бездуховного удушья,
от беспринципности спесивой,
казалось им, что очень нужно
спасать никчемную Россию.
Насиженные Небом воды
незримый Китеж-град покинул…
Казалось им, что минут годы,
и возродится вновь Россия.
Сто лет прошло. И снова Янус
воротит нос, хрипя гугниво.
Невозвращенцам не досталась
необновленная Россия.
И будет бор шуметь ветрами,
И будет «сказочно красива!»
в музее чуждом в старой раме:
без русских мнимая Россия.
Староновогоднее
Минус десять. Январь?
В черных водах Невы
одинокие льдины плывут…
Ни снежинки из серой
сплошной пелены!
(Изменился циклона маршрут).
Солнце прячется, хоть
подкрутило фитиль,
на минуточку вспомнив про свет.
Зычно «...Вашблагородь!»,
не стесняясь промилль,
бодрый пар на плацу
проревел…
Полно, батенька! Главное, что
сердце может про спазмы забыть!
И бежать на работу,
вослед за мечтой!
Да во всю молодецкую прыть!
Под Рождество
Зима пришла под Рождество,
как будто посланная свыше…
Мороз ударив, слезы вышиб.
И стало всё белым-бело!
Любовь пришла под Рождество,
как будто в сердце лёд растаял,
прозябла вдруг весна ростками.
И стало всё светлым-светло!
Покой пришел под Рождество, –
как будто сказочный подснежник
очаровал сей мир нездешним.
И стало всё чудным-чудно!
Вот так всегда под Рождество –
мы в преисподнюю играем,
мечтой стремясь поближе к раю...
А он средь нас давным-давно!
