Пускай сатирики кричат,
Что ты презренный фат,
Но ты мне мил.
Ты во всю жизнь ни разу, брат,
Не изменил
Своих воззрений и манер.
Buvons, mon cher!
Кругом тебя кричат, орут
Про гласность, вольный труд —
Плечами лишь
Ты пожимаешь, тверд как Брут,
И говоришь
О пользе всех химер и мер:
«C«est drole, mon cher».
Когда в собрании Ноздрев,
Подняв бокал, подымет рев
За мужика —
Ты взглянешь в стеклышко без слов
На дурака
И выпьешь молча редерер.
Умно, mon cher.
Не признаешь ты женских прав,
Но, Гретхен милую обняв,
Портного дочь,
Рад, где попало, подгуляв,
Плясать всю ночь,
Хоть в шустер-клубе, например.
Aimons, mon cher!
Благую часть ты выбрал, брат, —
Театр французский, маскарад,
Обед, балет —
И черт ли в том, что говорят
В столбцах газет
Катков, Камбек, Лягерроньер…
Всё вздор, mon cher.
Ты также мил в кругу повес,
Хоть потерял кредит и вес,
Хоть испытал,
Что значит время и прогресс,
Но капитал
Еще остался для гетер.
Vivons, mon cher!
Как в оны дни, хоть век не тот,
Без размышлений, без забот,
По старине,
Пока кондрашка не сшибет
С бровей пянсне,
На рысаках во весь карьер
Валяй, mon cher!
Валяй, mon cher! Ты мил для нас;
Живешь без сердца, напоказ,
Без головы,
Но ты стыдишься пошлых фраз.
В наш век — увы!
И это доблестный пример.
Buvons, mon cher!