Девяностые

Страх не найти с утра во дворе бутылок,

прозевать по ТВ наркотики мыльных опер,

не дозвониться в припадке любви до милой,

и, сглотнув осадок, упасть словно «дохлый номер»…

Страх не услышать, глазея на окна в ночи, шаги

нападающего со спины и сующего нож под рёбра;

не увернуться от прелестей крашенной бабы-яги,

что живёт напротив и смотрит порой так добро…

Страх вместо «баксов» увидеть в руке пчелу,

обмануть себя при разговоре с Богом,

страх в раздумье рукой провести по челу,

и, ничего не имея, радоваться и крохам…

Страх оказаться Отелло – доверчивым и слепым,

не скопить на старость, тем паче на крышку гроба;

наступить не раз в одни и те же следы,

не увидеть и глазом того, на что смотрят в оба…

Страх, восходя горе, споткнуться и кануть в Лету,

забыть, как дышать, как чувствовать, как шурупить…

Страх посадить себя в золочёную клетку

и выставляться в цирке за драный рубль…

Страх проглотить червя, вкушая плоды от древа,

не надеть галош на прогулку, что у залива…

И – при свете костра – осознать, что подруга – Ева,

а ты – Адам, и, что вам тоскливо…

И напрасно в горячке рвать нательный крест,

бесполезно искать небоскрёб повыше.

Страх – повсюду страх… Не сбежишь, балбес!

Притворяйся, кем хочешь: слоном иль мышью…

Но, пытаясь на воду ступнёю встать,

вдохновлять себя не почти за труд,

что на всякий страх – Херувимов Рать,

что на каждый страх есть свой Страшный Суд.

Ноябрь 1994 года