Въ пустынѣ мужъ почтенный жилъ,
И добродетели примѣромъ онъ служилъ.
Всѣ видѣли ево незлобива и смирна,
Вездѣ о немъ носилася хвала.
Какой-то человѣкъ привелъ къ нему вола,
Гораздо жирна.
Увидѣлъ ето воръ,
И захотѣлъ вола къ себѣ втащить на дворъ.
Настала ночь: пошелъ на ловлю воръ къ пустынѣ,
И ставъ заранье гордъ,
Идетъ и мнитъ: поѣмъ говядинки я нынѣ.
Въ пути попался вору чортъ:
Не о говядинѣ тотъ мыслитъ,
И не вола идетъ ловить;
Идетъ пустынника давить,
И ужъ ево въ убитыхъ числитъ.
Извѣстно то что чорту, въ вѣкъ,
Противенъ доброй человѣкъ,
И что взаимственна въ душахъ подобныхъ служба;
Издревле у чертей съ ворами дружба.
Другъ другу объявивъ намѣренье они,
Спѣшатъ туда прийти до расвѣтанья дни;
Чтобъ дѣло въ темнотѣ решилось,
И безпрепятственно желанье совершилось.
Пришли,
Вола нашли.
Воръ чорту говоритъ: я стану приниматься,
Съ говядиной ломаться.
А чортъ на то, она сыра и замичитъ:
Вить быкъ не за всегда когда онъ живъ молчитъ;
Пустынника разбудитъ,
А онъ легко разсудитъ,
Что воръ вола здѣсь удитъ.
Постой, покамѣсть я пустынника словлю.
И удавлю.
Воръ ето примѣчаетъ,
Что гнется не къ ево то больше сторонѣ,
И отвѣчаетъ
Сатанѣ:
Постой, и дай свести вола ты преждѣ мнѣ:
И мнитъ: когда чортъ двѣрью грянетъ;
Услышавъ шумъ, пустынникъ встанетъ,
И пастухамъ Разбой въ окошко закричитъ:
А волъ хотя и замичитъ;
Пустынникъ на постелѣ,
Не свѣдаетъ объ етомъ дѣлѣ.
Не соглашаются, вступили въ споръ:
Шумитъ и чортъ, шумитъ и воръ.
Услышавъ шумъ пустынникъ мой проснулся;
И только лишь очнулся,
Кричитъ разбой,
Пустынникъ мой
И пастуховъ въ окошко созываетъ.
Обрушился чортъ въ адъ:
Воръ высунувъ языкъ, бѣжитъ, зѣваетъ,
Поймали, и ему назадъ,
Веревкой, руки прикрѣпили:
А послѣ ею же и шею прицѣпили.
