***
В руке — не меч и не праща,
нет в ней ни гнева, ни пристрастья,
а есть короткое: «Прощай!» —
как призрак света при ненастье…
Как призрак таящей свечи
ладонь согреют чьи-то пальцы…
И вновь в полях ищи-свищи
следы печального скитальца…
с душой, сраженной наповал —
не скукой, не уставшей страстью,
а ревностью, что солнце застит
и яд вливает в твой фиал —
нет в этом мире идеала
уму и сердцу дон Гуана…
***
Ты — не Лаура и не Беатриче —
у них своя история была;
но несмотря на множество различий,
сонетами пишу я иногда.
Не греет пусть далекая звезда,
но свет ее столетиям привычен,
и вечности вращается юла
под неуемный вешний гомон птичий.
Не знает время никаких приличий, —
грядущее в долгу у дней прошедших.
Хотя не сходятся в подробностях приметы,
я, вспоминая образ твой обычный,
в нем нечто нахожу похожее на женщин,
кому в веках посвящены сонеты.
***
Тревожен жертвенник любви,
огонь его — ветрами разрываем.
И Веста кроткими слезами
мечтаний топит корабли...
Случайны муки упоенья,
не вечны страстные слова.
И мудрости уснувшая сова
парит ночами горлицей виденья...
Мы счастливы в беспамятстве своем:
о мирозданье, о волненьях века,
о хаотическом движении молекул... —
мы лишь любовью искренней живем,
что прижигает сердца раны
огнем — в страданьях непрестанных…
***
Конечно, связь меж душами живет,
но мне антенна эта не по нраву,
коль шлет она гнилые телеграммы,
в которых Яго сеет, Яго жнет.
Коварный ум, когда душа светла,
когда любовь разлукой не томится,
ты, дверь открыв, лишаешь сны тепла
и в сердце сонное впускаешь кровопийцу!
Все ночи безотраднее и суше...
мне снятся сны — рубцы забытых ран,
и нагнетается намеками туман,
и гложет сердце, ядом страха душит...
Но, как бы ни были реальны сновиденья, —
реальность жизни разрешит сомненья!
***
Пигмалион был дерзновенен,
но мы его переплюем!
Из мрамора творил сей гений —
мы ж друг во друге создаем.
Улыбкой, взглядом, словом, жестом
пытаемся в себя вдохнуть
любовь и жизнь, — и в сердце тесном
расширить стеночки чуть-чуть...
Друг дружку лепим ежечасно
мы с упоеньем детворы, —
в движенье этом наше счастье,
полет, заоблачный порыв!
И оживает вновь и вновь
себя творящая любовь.
***
Какой же дух ворочает так мысли
в бездонной пропасти невидимой души? —
дурман его покрепче анаши,
ведь, обдурив себя, он стал антагонистом…
Какой же дух покоит тихо мысли
в бескрайней вышине глубокого ума? —
его амбре — вкус доброго вина
тем, кто не мнит себя протагонистом….
Какой же дух нас вдохновляет истово?
Какой же дух в любви боготворим?
Какой же дух своей нас учит истине? —
Чем мы сжигаем, греем иль горим?
Чьим духом движимы мы каждую минуту? —
Желаем мир хранить, но разжигаем смуту!
***
Как странно сочетанье букв,
вдруг взятых из словарной базы,
поставленных в единство фразы,
гудящих что-то в трубы губ!
В чем сила их, и в чем никчемность?
В чем слава их, и в чем позор?
Слова слукавят — выдаст взор:
бесстыдство, равнодушье, совесть...
Хоть слово сказано давно,
его энергия витает;
Записано — вмиг оживает,
коль кем-то произнесено!
Пусть время крутит жернова,
печать души хранят слова…
