На руках умирает синица, журавля подстрелил пьяный егерь,
Мне сегодня до зорьки не спится среди лип в их томительной неге.
Провожу я ладонью по травам, задыхаясь от запахов жизни,
В ней, придавленной болью утраты, со мной стонут опавшие вишни,
Со мной плачут соцветия яблонь, рассыпаясь, как звёзды, бесшумно,
И ночами бесцельно горят мне светлячки в малахитовых шубках.
Помнишь, на васильковых долинах мы ловили стрекоз пучеглазых,
Солнце в наши ладони игриво разливало червонную сладость.
Я искала среди строгих елей притаившихся эльфов и троллей,
И смеялось жестокое время над наивно-волшебной мечтою,
Оно тенью огромной прижалось к безмятежно парящему сердцу,
/было поздно бежать, и лишь жалость шлейфом мятым навечно осела…/
Посеклось и распалось на части в лабиринтах зеркал отражение,
Это молодость стала прощаться, меня выбрав прекрасной мишенью.
И никто ни ответит, ни спросит - кто же лучше, журавль иль синица…?
Нестираемой ржавчиной осень уже тронула души и лица.
