Отправляясь на север, художник Никитин очень торопился.
Он задумал написать картину
Весна у Белого моря».
Ему хотелось, чтобы в этой картине прозвучала тема обновлённой природы, которая проснулась после долгого зимнего сна.
Поэтому он и боялся пропустить самое начало весны.
Конец марта – апрель; на севере в эту пору земля и вода ещё в крепком плену у зимы, но с неба уже полились огненные потоки света и будто зажгли снега.
Всё кругом – вековые леса и безбрежный простор Белого моря – сверкает, плавится в нестерпимом блеске весеннего солнца.
Свет и тепло тревожат, будят всё живое.
В залитых солнцем вершинах деревьев уже зазвенела первая песня синицы, затрещал лесной барабанщик – дятел; а пройдёт неделя, другая, и по зорям на открытых полянах забормочут краснобровые петухи-тетерева.
И в это же время за тысячи километров, на юге, у берегов Чёрного и Каспийского морей, волнуются, готовясь к отлёту, несметные полчища перелётных птиц.
Тронулись первые косяки уток, гусей, лебедей и поплыли в небе стая за стаей с юга на север в далёкие, но родные края.
Птицы летят оттуда, где всё уже зацвело, зазеленело, летят к холодной, ещё покрытой снегом земле, и, будто встречая их, земля оживает, сбрасывает снежный покров, сверкает живым серебром первых весенних потоков.
Никитин успел приехать на место как раз вовремя.
На севере уже начиналась весна.
Заскрипели, загрохотали тяжёлые льды; в просветах между ними показалась вода.
Солнце и ветер взялись за дело: начали ломать и крушить ледяные оковы зимы.
Художник старался ничего не пропустить в ходе весны.
С утра он забирал ящик с красками и отправлялся на берег моря.
Там он зарисовывал всё, что замечал нового в природе.
Он следил за тем, как оживает земля, как море очищается ото льда, как возвращаются на места гнездовий перелётные птицы.
Утки, чайки, всевозможные кулики – сколько жизни вносили они в общую радостную картину весны!
Но Никитин особенно любил наблюдать не птиц, а забавных морских зверей – тюленей.
В эту весеннюю пору они держались невдалеке от берегов и часто в погожие дни выползали на прибрежные камни погреться на солнышке.
Никитину хотелось подкрасться поближе, чтобы получше разглядеть этих своеобразных животных, да никак не удавалось.
Слух у тюленя очень тонок.
Только, бывало, хрустнет под ногою береговая галька, зверя и след простыл: соскользнёт с камня и нырнёт в море.
А потом где-нибудь вдалеке высунет из воды свою чёрную голову и смотрит на человека.
С берега кажется, будто это и не тюлень, а так – столбик какой-то в море чернеется.
Вот и исчез совсем, и осталась перед глазами только сверкающая на солнце водная гладь.
Чтобы подкараулить осторожных зверей, художник пробовал часами лежать в засаде у самого берега возле камней, на которые чаще всего вылезали тюлени.
Но звери будто чуяли присутствие человека и не показывались поблизости.
Однажды, ещё издали заметив тюленя, лежавшего у самой воды,
Никитин положил на землю коробок с красками и пополз, прячась за камни.
Вот и берег.
Замирая от волнения, художник выглянул из-за камня.
На месте, где только что лежал тюлень, уже никого не было.
Зато вдалеке из воды торчал коротенький тёмный столбик – чуткий зверь с любопытством следил за человеком.
Никитин встал, отряхнул прилипшую к одежде гальку и обернулся, чтобы идти за красками.
Возле коробка стоял какой-то парнишка.
Он, очевидно, давно наблюдал за незадачливым следопытом.
Никитин подошёл к мальчугану.
– Здо́рово, приятель! – весело сказал он. – Ты что, смотрел, как я к тюленю подбирался?
Никак не могу подкрасться поближе.
Уж больно чуткий.
– А ведь у тебя и ружья нет, – ответил мальчик. – Зачем тебе к нему подбираться?
Никитин показал на краски:
– Я не стрелять, а нарисовать его хочу.
Только вот разглядеть никак не удаётся.
– Ну, это дело простое, – радостно отозвался парнишка. – Это мы враз устроим.
Идём к берегу, ложись за камень.
Никитин покорно лёг, не представляя, однако, что же будет дальше.
Тем временем мальчуган отбежал от берега и вдруг громко запел на известный мотив
Буря мглою…» Но слова песни были совсем иные.
Парнишка протяжно пел:
Тюля, тюля, тюля, тюля,
Покажи из моря нос,
Вылезай на берег, тюля,
Я трески тебе принёс.
Никитин невольно улыбнулся, слушая эту доморощенную импровизацию.
Мальчик продолжал распевать свою забавную песенку.
Потом он вынул из кармана губную гармошку и стал наигрывать тот же мотив.
Сомнительно, чтобы тюлень пошёл на такое музыкальное приглашение», – подумал художник, лёжа за камнем.
Но вдруг невдалеке от берега из воды совершенно бесшумно вынырнула тёмная блестящая голова, и большие, будто удивлённые глаза морского зверя устремились на весёлого музыканта.
А мальчик, то распевая песню, то наигрывая её на гармошке, не спеша уходил от берега всё дальше и дальше.
По мере того как певец удалялся, тюлень больше и больше вытягивал кверху шею.
Казалось, он и вправду слушает пение и следит за певцом.
Но вот мальчик скрылся за ближайшими деревьями, и его пение и музыка, приглашающие тюлю выйти на бережок, слышатся уже вдалеке и звонко разносятся по окрестному лесу.
Тюлень фыркнул, закрутил головой и, подплыв к берегу, быстро пополз из воды.
Он полз, как огромная гусеница, опираясь то на грудь, то на заднюю часть туловища и выгибая горбом своё гибкое, эластичное тело.
Взобравшись на широкий пологий камень, зверь улёгся на нём, нежась на солнышке и, видимо, продолжая прислушиваться к звукам песни.
Никитин находился от тюленя не далее десяти шагов.
Зорким глазом художника он разглядывал морского зверя, стараясь запомнить его позу на камне, цвет шерсти, освещённой солнцем, его внешний облик, не похожий ни на кого из наземных животных.
Весь он был такой гладкий, скользкий, так хорошо приспособлен самою природой к тому, чтоб нырять и плавать, чтобы жить в воде.
Разглядывая тюленя,
Никитин слегка шевельнулся и хрустнул галькой.
В тот же миг зверь соскользнул с камня и исчез в морской глубине.
Никитин встал, окликнул мальчика.
Тот сразу же показался из-за деревьев и во весь дух побежал к художнику.
– Разглядели? – спросил он.
– Спасибо тебе.
Так разглядел – лучше и не придумаешь, – весело отвечал Никитин. – Только никак не пойму: почему он из воды вылез?
– Как – почему?
Я ж его на песню выманил, – отвечал мальчуган. – Мы, ребята, иной раз придём сюда с настоящей гармонией, с баяном, да как заиграем, как запоём!..
А они из моря головы выставят и слушают, особливо если попротяжней затянем.
Тюлень до песни большой охотник!
Никитин попрощался с парнишкой и быстро пошёл домой, чтобы по свежему впечатлению сделать набросок всего, что он сейчас увидел.
Он шёл вдоль берега по мелкой хрустящей гальке, слушая весенние голоса птиц и ленивые всплески моря.
Все эти звуки удивительно подходили друг к другу, будто сливались в одну общую чудесную песню, баюкающую, зовущую куда-то вдаль.
Песня моря, – подумал Никитин. – И так ведь поёт оно с весны до глубокой осени.
Поёт по-разному – то ласково, то сурово, но всегда одинаково прекрасно».
И вдруг Никитину пришла в голову одна занятная мысль:
А кто знает, может быть, именно само вечно поющее море и научило этих морских зверей полюбить песню человека?»
