Жил на свете бедняк, и ничегошеньки у него не было, зато детишек было больше, чем дырочек в сите.
Никак не мог бедняк детей прокормить - один день поедят кое-как, а другой день и вовсе так.
Горюет бедняк, не знает, что ему делать.
- Подросли ведь уже, не маленькие,- твердит отец сыновьям, - ступайте наймитесь к кому-никому в услужение.
Да только сыновья выросли один другого ленивей, все норовили за отцовой спиной отсиживаться.
Хотя все, дане все.
Самый малый дельный был паренек, не мог он глядеть на то,как братья его день-деньской баклуши бьют.
- А и верно, подамся я службу себе поискать, - сказал он отцу, - авось и найду что-нибудь подходящее.
Покивал ему отец головой: что бедному человеку делать уйдет сынок, одним ртом будет меньше.
И пошел младший сын по свету бродить, по горам и долам.
Однажды вечером в селенье пришел.
Узнал от людей, что живет в том селе богатей, овец у него что звезд в небе, и нужен ему для отары пастух.
Пошел паренек к богачу прямо в дом, так и так, рассказывает.
- Ну что ж,- говорит хозяин,- ты в самую пору явился, я ведь только что своего овчара прогнал.
Заступай на его место.
Ежели целый год в отаре не случится урона, если сбережешь всех овец моих честь по чести, вознагражу тебя щедро, увидишь.
Так и уговорились: ежели через год об эту самую пору ни одна овца не пропадет из отары, даст хозяин за то пастуху барана златорунного, и заживет бедняцкий сын барином - уж такой это баран особенный.
- Будь по-твоему, хозяин, вот моя рука - не свинячья нога, - сказал парень, и ударили они по рукам, как между венграми водится.
Дал ему хозяин свирель сладкозвучную, щедро едою снабдил, и погнал паренек отару в луга.
Надобно вам сказать, что хозяин тот три дня за год считал, да вот беда - никак не попадался ему до сих пор пастух, который бы этот год выдержал.
А дело-то в том, что пастух должен был днем и ночью отару стеречь, глаз не смыкая, иначе, только задремлет, волки столько овец унесут, сколько бедняку на всю жизнь хватило бы.
Однако наш паренек не дремал, сторожил исправно.
А как стала дремота одолевать, вынул он свирельку сладкозвучную и ну играть на ней да наигрывать.
Что тут началось!
Сколько ни было овец в отаре, все, как одна, пустились плясать.
А впереди всех - златорунный баран.
Этот баран все возле паренька держался и плясал теперь лучше всех, чинно да красиво, не наглядишься. :
Так времечко и прошло, год условленный минул, и погнал пастух отару назад; неподалеку от ворот достал он свирель сладкозвучную, заиграл, и овцы, приплясывая, пошли во двор.
Посреди двора хозяин стоял и считал овечек.
Увидел, что ни одна не пропала, глаза так и заблестели.
- Ну, паренек, я тебе вот что скажу: старость моя уже не за горами, полжизни прожито, а такого пастуха у меня еще не бывало.
Отдам я тебе барана златорунного, как обещал, пусть он принесет тебе счастье.
Обрадовался паренек, от радости места себе не находит.
Распрощался с хозяином чин по чину и со златорунным бараном домой зашагал.
Шли они потихоньку, особо не торопились и под вечер добрели до какой-то деревни.
Постучался пастух в хороший дом, попросился у хозяина на ночлег.
- Гость в дому - божий дар,- сказал добрый человек,- заходи, сынок, располагайся.
Вошел паренек, но и барана златорунного во дворе не оставил, с собою в дом привел.
Уж как его все разглядывали, как любовались!
А больше всех - дочка хозяйская, глядела, не могла наглядеться, всю ночь глаз не сомкнула, о баране златорунном думала.
И надумала: встала с постели, тихо прокралась к барану, чтобы, пока паренек спит, вывести чудо-барана во двор и где-нибудь спрятать до времени.
Да только что из этой затеи ее получилось?
Обхватила она руками барана за спину, а руки-то к руну и приклеились!
Обе приклеились - не оторвать.
Проснулся парень, видит - девушка к спине барана приклеилась, подумал:
Что ж теперь делать?
Надо ведь дальше двигаться, не оставлять же барана... а девушка, коли так, пускай тоже идет'.
Сказано - сделано.
Вышли все трое на улицу, берет пастух свирель сладкозвучную и давай играть-наяривать.
А баран как пошел танцевать, а девушка у него на спине ну ногами приплясывать.
Чудеса, да и только, по улице пыль столбом.
Какая-то женщина увидела и, как была с лопатою, только-только хлеб в печь посадив, выбежала на улицу и пустилась девицу честить да лопатой охаживать:
- Вот тебе, вот тебе, дуреха безмозглая, и не стыдно тебе, девушке, эдак срамиться?
Вот же тебе, вот тебе!
Да только недолго она разорялась, лопатой размахивала.
Лопата вдруг - стоп! - к спине девицы приклеилась, женщина - к рукояти, а парень-то знай играет-наигрывает, а баран приплясывает, и девушка - у него на спине, и лопата - у нее по спине, и женщина та бранчливая за лопатой кружится.
Так и шли-плясали по улице.
Улицу прошли, видят, церковь стоит, и выходит из церкви священник, а за ним и паства его.
Прихожане смеются, а священник разгневался крепко.
- Нечестивцы,- кричит,- экое позорище учинили, да еще в праздник!
Подбегает он к женщине да тростью ее!
Ан единственный раз и ударил - трость мигом приклеилась к спине женщины, сам святой отец к другому концу трости приклеился да и пошел вслед за всеми, приплясывая.
Запричитали тут старухи, заохали, руками всплескивают:
- Ох, ох, еще уведут от нас златоуста нашего!
Люди, люди, не допустим, отстоим святого отца!
Тут вся деревня поднялась, святого отца догонять кинулась, только б ухватиться да назад оттащить.
Да дело-то непростое вышло: кто его ни коснется, тут и прилипнет, и так один за другим.
А парень знай на свирельке своей свистит, а баран танцует, и девица у него на спине пританцовывает, лопата по ней пляшет, женщина-крикунья за лопатою кружится, ее самое трость обхаживает, за трость священник цепляется, свое выкоблучивает, а за ним вся деревня ходуном ходит.
Плясали, плясали, так и в город пришли.
Город не простой, сам король в нем живет.
Завернул наш пастух в корчму, свирель в котомку засунул: пусть-ка передохнет баран златорунный, да и деревня вся тоже.
Стал пастух корчмаря расспрашивать, что за город такой?
Корчмарь ему объясняет: королевский город, король здесь живет.
Так, слово за слово, и о том рассказал, что король-то шибко горюет из-за дочки своей раскрасавицы: живет королевна на свете, и ни разу не видели даже улыбки на ее светлом личике.
Объявил король всенародно, что отдаст свою дочь за того, кто ее рассмешить сумеет, да только напрасны были все старания - королевна по-прежнему унылая и печальная, словно небо в осеннюю непогодь.
Ладно, - подумал пастух, - надо и мне счастья попытать, вдруг да рассмешу королевну'.
Пошел пастух к королю.
Рядом с ним баран, за бараном вся деревня идет.
Танцевать не танцует: не стал пастух свирель на улице вынимать.
Во дворце пастух велел доложить о себе королю.
- Хочу,- говорит,- попытаться, может, и сумею королевну рассмешить.
- Что ж, сынок, будь по-твоему,- отвечает король,- попытайся и ты.
Но если не сумеешь ее рассмешить, быть твоей голове на колу.
- Эх, государь батюшка,- говорит пастух,- второй жизни не бывать, смертыньки не миновать, будь что будет, а я все ж попытаюсь.
Пусть только королевна на терраску выйдет.
С этими словами спустился пастух во двор, а король вместе с дочкой на терраску вышел - стоят ждут, что там пастух затеял, на какие проделки мастер.
А пастух и ждать не заставил.
Вынул из котомки свирель сладкогласную да и заиграл на ней.
Ох, начался тут пляс, не хватало только нас: танцует баран, на спине у него девица пританцовывает, лопата по ее спине пляшет, женщина-крикунья за лопатой крутится, ее самое трость обхаживает, за трость священник цепляется, свое выкоблучивает, а за ним вся деревня ходуном ходит.
- Свет не видел таких плясок,- веселится король.
Смеется король, а королевна, королевна-то ему вторит!
И придворные все хохочут до слез.
Тут баран как подпрыгнет, а потом и еще, да все выше - девица вдруг соскочила с него, лопата в сторону отлетела, женщина-крикунья от лопаты освободилась да и от трости священ-никовой, священник тоже за трость держаться не стал, тут и вся деревня златоуста своего отпустила - каждый сам по себе в танце кружится, друг перед дружкой выплясывает.
Взмолился король:
- Хватит им плясать, не то помру со смеху, и королевна моя помрет тоже.
- Ну, коли так, будь по-вашему,- сказал пастух, свирель в котомку упрятал, и тотчас пляске конец настал.
- Слушай меня, пастух-молодец,- сказал король,- за то, что дочку мою сумел рассмешить, бери ее в жены и половину моего королевства в придачу.
Призвали священника деревенского к королю, домой не пустили, и он вмиг молодых обвенчал.
Пировала во дворце на свадьбе и вся деревня, цыгане пришли, и их за стол усадили.
А молодой король, пастух бывший, тотчас велел кареты шестериком запрячь и послал их за отцом своим да за братьями.
Добром щедро с родней поделился, всех в люди вывел.
Так и живут они в тех краях, коль не померли.
