Всю неделю не переставая лил дождь.
У Кишмишки затопило весь их подземный дворец.
Одна кладовая с запасами продовольствия осталась сухой.
Теперь здесь отсиживалось все мышиное семейство - к превеликой радости мышат.
Они с утра до вечера могли, сидя тут, лакомиться калачиками просвирника да семенами сурепки.
Время от времени Кишмишка, вспоминала и маленького поросенка Изюмку.
- Что-то он, интересно, поделывает в такую мерзкую погоду?
Надо бы сходить к нему, поиграть с ним.
- Еще чего! - рассердилась Кишмишкина мама, тетя Мышария. - Их жалкая хижина из тыквы, наверное, уже давным-давно развалилась.
Сиди лучше дома да радуйся, что живешь в добротном земляном дворце.
Хоть наш дом залит наполовину водой, но все равно он лучше пустой тыквы, которую в любую минуту может сожрать прохожая корова.
Вот, наверное, посмеялся бы Гномыч, услышь он такие слова.
Какая же корова станет жевать тыкву, когда в этой тыкве есть и дверь, и окно, и даже труба дымоходная?
И уж конечно, не страшен был тыкве дождь.
Он только дочиста отмыл окна, а вода, скатившись вниз по глянцевитой зеленой стене, собралась в отличнейшую лужу у самой двери.
- Сделай милость,
Изюмка, - обратился к нему Гномыч, - выкопай канавку, чтобы отвести воду от крыльца.
- Только нос в глине испачкаю, - заспорил Изюмка. - Разве можно в этакий дождище канавы копать?
Может, действительно земля здорово промокла в такой ливень?" - подумал Гномыч, взял в руку тяпку и в два счета управился с пустяковой работой.
Отвел воду из лужи у крыльца.
Он уже стряхивал капли с плаща, как вдруг услышал над головой знакомый голос:
- Напрррасно и прррямо-таки стррранно, что ты дома сидишь.
Как раз в это вррремя на улице Кузнечиков выставка огоррродных пугал пррроводится.
- Спускайся к нам, приятель! - крикнул Гномыч старому Грачу. - Посуши у огня перышки да расскажи, что ты там хорошего увидел, в городе-то.
- Рррассказать немыслимо, это своими глазами посмотррреть тррребуется, - возразил Грач, стряхнул с крыльев капли дождя, после чего проследовал в тыквенный дом.
- Дядя Грач, а дядя Грач, - оживился Изюмка и поднял вверх свой любопытный пятачок, - а что там интересного на этой выставке?
- Что, что! - отвечал Грач. - Таких ррраскрррасивых пугал я и сррроду не видывал.
Да известно ли вам, дрррузья, что теперррь в чучелином снар-р-ряжении самое главное - пустые консер-р-р-вные банки?
- Вполне возможно, - подтвердил Гномыч. - Банками можно очень сильно греметь.
Изюмка слушал с разинутым ртом, а Грач продолжал рассказ:
- Из одного гор-р-р-одского огор-р-родного хозяйства привезли Пугало, выр-р-р-ядили во всякие журналы с картинками, а поверх этого надели прозрачный целлофановый мешок.
Стоит красуется, будто кр-р-раля рррасписная!
Две синицы так пер-р-р-репугались, что бр-р-росили свои входные билеты и улетели куда глаза глядят.
А ведь синички - отважные птички.
Они не привыкли чучел огородных бояться.
У меня есть один знакомый, тоже работает пугалом гороховым.
Так вот он жаловался:
Мол, синицы, славки и жаворонки у него все усы повыдергивали, растащили гнезда себе строить.
- Слышал и я такие страшные истории, - закивал головой Гномыч. - А какие там, ты говоришь, новые моды на костюмы чучелиные?
- На украшения сейчас идут цепи и кулоны из консервных банок, клипсы жестяные в уши.
Словом, все, что дребезжит, гремит, болтается.
Ну, а по части одежды в самой моде сейчас костюмы для огородных чучел из рогожки да из синтетической соломки сплетенные.
- Гномыч, - захрюкал вдруг снова Изюмка, - давай с тобой на выставку чучелиную сходим, а?
- В такую непогоду? - со смехом покачал головой Гномыч. - Да в этакий дождь хороший хозяин собаку во двор не выгонит, не то что поросенка.
До костей промокнем.
Даже если под зонтиком.
- Мне так хочется!
Особенно на громыхающее пугало посмотреть желаю.
И на соломенное тоже.
- Да я тебе соломенное, если хочешь, и сам смастерю, - посулил Гномыч.
Но Изюмка отмахнулся:
- Самодельного пугала кто же испугается?
Тут дядюшке Грачу неловко сделалось.
Решил он помочь Гномычу, принялся отговаривать Изюмку от выставки.
- По правде сказать, - заметил он, - нет на этой выставке ни одного чучела, чтобы оно такую серьезную птицу вроде меня напугать могло.
Разве это пугала?!
Вот раньше бывало: ох, что за пугала были!
Уроды, самые настоящие страшилища!
Ан, вышли они нынче из моды.
А теперь какие это чучела, куклы!
Словом, игрушки какие-то.
Лучше бы дядюшка Грач и не говорил такого.
Тут на Изюмку вообще никакого удержу не стало.
- Игрушки!
Хочу смотреть игрушки! - завопил он. - Слышишь,
Гномыч?
Куклы там, оказывается, показывают, а не пугала вовсе.
Идем поскорее на выставку.
У меня же плащ из листьев подорожника: он-то не промокнет!
- Ах,
Изюмка, но ведь и трава тоже мокрая, - стал его уговаривать Гномыч. - Пока до выставки доберемся, до нитки промокнем.
- И зачем я затеял этот ррразговоррр? - пожалел дядя Грач. - Ладно, скоррро завечер-р-р-еет, пор-р-ра, видно, и мне домой.
Все втроем они вышли из тыквенного домика.
Грач, попрощавшись, сразу же полетел к себе, а Гномыч и Изюмка - по мокрому, подернутому пеленой тумана лугу - в сторону неблизкой улицы Кузнечиков.
Вода у них под ногами так и хлюпала.
Они кое-как добрались до гриба сыроежки, где находилась остановка полевого автобуса.
Под шляпкой грибка не было ни одного ожидающего.
- Видать, только что ушел автобус, - недовольно проворчал Гномыч, сердясь на самого себя, что уступил упрямому поросенку, а не остался дома в своей теплой тыквушке.
Вдруг и Гномычу и Изюмке показалось, что неподалеку кто-то плачет.
- Может, это кукушкина травка слезки льет? - предположил Изюмка.
Но Гномыч хоть и знал, что трава не плачет, все же подошел к зарослям кукушкиных слезок, прислушался.
И вдруг, к своему удивлению, видит: под одной былинкой, в ямочке, лежит, свернувшись калачиком, рыже-бурый хомячок.
Изюмка тоже к нему подбежал и тоже удивился.
А Гномыч спрашивает найденыша:
- Ты-то что тут делаешь, бедный хомячок?
- Плачу, - отвечает хомячок.
- Вижу, что плачешь.
А почему? - вмешался Изюмка.
Почему ты плачешь... как, бишь, тебя там?
- Фадейкой меня звать, - сообщил хомячишка, хлюпая носом. - А плачу я потому, что выпал из корзинки.
- Из какой еще корзинки? - удивился Изюмка. - И как ты мог из нее выпасть?
- А я копошился, - все еще посапывая носиком, сказал хомячок.
- Я, кажется, начинаю понимать! - воскликнул Гномыч. - Кто-то, наверное, вез на рынок целую корзину всяких зверьков - морских свинок, белых мышей, хомячков.
А когда садился в автобус, один из зверьков - хомячок Фадейка - и выпал из корзины.
- И что же теперь с ним станется? - с отчаянием в голосе спросил Изюмка.
- Придет автобус, скажем водителю.
- И-и-и! - послышался снова тонкий, протяжный плач.
Тут уж и у поросенка Изюмки хвостик начал подозрительно загибаться вниз.
А дождь все хлестал и хлестал по земле не переставая.
- Возьмем его к себе домой? - чуть не плача проговорил Изюмка.
Но Гномыч, словно предвидел это, сразу же возразил:
- Нет,
Изюмка, об этом не может быть и речи.
- Давай возьмем! - зарыдал поросенок. - И мне тогда будет с кем играть.
- Мало у тебя приятелей, что ли?
- Много.
Но они же все не с нами вместе живут.
- И без них предостаточно жильцов в нашей тыкве...
Но потому ли, что изо всех сил зарыдал бедный хомячок, или дождь приударил еще сильнее, или очень уж жалостливо смотрел Изюмка, только сжалось сердце у Гномыча, и он сказал ласково:
- Ладно,
Фадейка, так и быть, идем с нами.
Изюмка завизжал, запрыгал от радости, а Гномыч завернул маленького Фадейку в лист подорожника и взял его к себе на руки.
- Возьмем к себе, возьмем к себе! - орал поросенок Изюмка, совсем позабыв и про дождь, и про выставку огородных пугал.
И только увидев, что Гномыч несет Фадейку на руках, вдруг остановился.
- Гномыч, это... как же, а я?..
Меня ты тоже возьмешь на ручки? - спросил он.
- Тебя? - улыбнулся старый гном. - Так ты же большой.
И тяжелый.
На вот тебе лучше зонтик.
Держи и шагай следом за нами!
Изюмка так и обмер.
Взял в руки зонтик, как ему велели, и молча засеменил следом за Гномычем, который шел с хомячком на руках.
И так ему стало обидно, что раньше Гномыч с ним возился, как с маленьким, а теперь - на тебе!
Отыскался кто-то другой, еще меньше его,
Изюмки.
Он уж и не рад был, что они нашли Фадейку.
