Не стало кукушки. Не стало лучей. И ничего не стало.
Репутация “сказочного сентября” рушится с пьедестала.
Вода в бочаге не холодна, но это — ненадолго.
Бабье лето — не по любви, а так… исполненье долга.
Но тропа через лес еще суха. И за гнилым вязом
по очереди начнутся щелчки. А за ручьем — разом…
Не помню кто, — может быть, Юнг — открыл полтергейст.
По мне, так
было бы странно, если бы к нам не прорывался предок
сквозь темные чащи небытия иль бытия иного,
хрипя, как в испорченный автомат, измученное, но — слово.
Господи, как я, когда помру, буду скучать о живущих.
Это ведь — грех? Или не грех?. Тихо в сентябрьских кущах.
А июньские бунты тугой листвы? Это было прекрасно!
Пахнущий медом и млеком лес — земного облик соблазна!
Цепляется опустошенный куст, не жалевший для нас малины…
О, дыхание Божьих уст внутри сатанинской глины!
1956
