Бывают в жизни истории, которые никто не рассказывает, они просто случаются. Кто-то назовет их мечтами, кто-то – плодом воображения, а кто-то – мистическим опытом.
Начинаются такие истории со слез одиночества и очень странных просьб, обращенных не к кому-то особенному, а ко всему, что есть вокруг.
А вокруг есть тот, кто может исполнить все что угодно, неважно, насколько оно реально, важна лишь сила желания, только она, и больше ничто не имеет значения.
Огромная крылатая кошка лежала под сакурой, спала она или душа ее умерла, было неясно. Взгляд васильковых глаз неподвижно врезался в записку, на которой огромной черной дырой зияло слово: «Прощай».
Под песочного цвета шкурой еще билось сердце, любящее того, кого больше нельзя было любить, плачущее по мечте, что не сбылась, – билось все медленнее и медленнее. Тук, тук, тук…
– О чем ты горюешь? – спросил ее тот, что жил вокруг.
– О себе, – честно ответила кошка.
– А чего ты хочешь?
– Счастья…
Парень сидел в кресле, закинув ногу на ногу и крепко сплетя пальцы рук: Когда я впервые ее увидел, то усмехнулся, не поверив своим глазам. Посреди пыльного города – босиком, в платье цвета сакуры – она поправляла песочные волосы таким легким грациозным движением, словно весь мир был в ее власти.
– Сумасшедшая,– подумал я и тут же оказался рядом.
Она прищурила свои васильковые глаза и улыбнулась. Зачем? Я думаю, просто потому, что устала меня ждать.
– Как тебя зовут? – парень пробежал пальцами по песочного цвета спине сфинкса и втянул ноздрями горьковатый аромат полыни.
– Артемиса, но мне больше нравится, когда меня называют Миса, – промурлыкала кошка.
– Красивое имя, – задумчиво произнес парень, зарываясь в мягкий мех лицом.
– Евшан – тоже красивое, – отозвалась крылатая.
– Оно означает «полынь», ты знала? – парень прижался к кошке спиной и поднял глаза к темному ночному небу.
– Да.
Они замолчали, надолго, может быть, на целую вечность, но это было не важно, ведь времени не существует, оно лишь иллюзия для тех, кто хочет подчиняться законам, которых никто не писал.
– Зачем мы нужны друг другу? – Евшан взял морду Мисы в ладони, прижался лбом к ее лбу и заглянул в васильковые глаза.
– Я тебя придумала, – выдохнула кошка.
– Не верю! – парень встал, вытянул руки в стороны и, смотря на звезды, засмеялся. – Но я верю в то, что если мы вместе, то все это принадлежит нам, все-все!
Он обернулся, и в его глазах отразилась огромная крылатая кошка посреди черной пустыни. Миса встала, внимательно посмотрела на человека перед ней, зашипела и прыгнула. Через мгновение они оказались на земле: в объятьях Евшана лежала светловолосая девушка.
– Какой я тебе нравлюсь больше? – игриво спросила она.
– Любой, – ответил парень, завороженно глядя на ту, что переполнила его жизнь собой.
– Вы знаете, я всегда мечтал летать. Часто видел во сне незнакомые места с такой высоты… – молодой человек виновато посмотрел на доктора.
– Как с самолета? – подсказал собеседник.
– Возможно, – усмехнулся пациент, – все возможно...
– Ты думаешь, оно того стоит? – Евшан стоял на краю обрыва, его обступили огромные сфинксы, черные, словно ночь, бескрылые кошки.
– Да, прыгай! – и Миса почти толкнула его.
– Ты правильно поступила, сестра, он всего лишь иллюзия, как и твои крылья, которые нам пришлось обрезать. Когда ты плакала по тому, кто ушел, мы утешали тебя, мы ждали, что ты вернешься в наш мир.
– Я не хочу жить в мире, в котором нет мечты! Слышишь, не хочу! – в глазах у Мисы стояли слезы, когти вцепились в землю, голос гремел, словно ураган, она обращалась к тому, кто был везде, к тому, кто обещал исполнить любое ее желание.
Скала под ногами Мисы начала осыпаться, и большая кошка полетела вниз. Тело ее стало мелькать и плавиться, пока не стало человеческим, маленьким и хрупким. Она падала и плакала, слезы серебряными звездами отрывались от глаз и летели вверх.
«Разве так бывает?» – подумала Миса.
– Все бывает, когда ты этого действительно хочешь, – мягко опутал ее голос того, кто был везде.
– Я хочу быть с ним, с тем, кого ты помог мне придумать, – попросила Миса, но сила ее желания была в этот раз так мала, так ничтожна...
– Мы неслись по небу куда-то, где я никогда не был. Воздух звенел в ушах, ее сердце билось под моей ладонью, и я забывал, кто я есть, мне было все равно, что я лечу на ее крыльях, а не на своих.
– Так вы говорите, что с этой девушкой чувствовали что-то настолько особенное, что вас поразило? – осторожно поинтересовался доктор, что-то тщательно записывая.
– Возможно, все возможно, – усмехнулся пациент и с отчаянием уставился на свои сплетенные пальцы, – но ее больше нет, нас больше нет.
– Все проходит, это необходимо принять, – мягко улыбнулся доктор.
– А я не хочу! – рассмеялся молодой человек после короткого молчания. – Я не хочу! Ты, у кого все еще можно просить, дай мне крылья, чтобы вернуться!
– Все как ты хочешь, – отозвалось в его голове, и тут же дикой болью свело все тело. Каждая клеточка менялась, подчиняясь желанию о странном, желанию быть свободным.
Доктор засуетился, позвонил по телефону, кто-то вбежал в комнату, что-то происходило, мелькало и тряслось, пока не затянулось туманом, мороком, ватой и киселем.
– Проснись, – тот, что везде, тряс Мису за плечо, – про-о-о-оснись.
– А? – девушка открыла глаза и отшатнулась, больно ударившись о стену за спиной. Незнакомая женщина тыкала ей в нос ватой, распространявшей едкий запах нашатыря.
– Ты чего, девка, из ума выжила – с крыши-то бросаться? – женщина шмыгнула носом и убрала наконец вату.
– Я? – Миса непонимающе смотрела в незнакомое лицо, безуспешно пытаясь прийти в себя.
– Да, ты! Сын у меня непутевый был, а ты еще хуже, – с каким-то чувством превосходства бросила женщина.
– Сын? – Миса осмотрелась и увидела фотографию в траурной рамке, маленькую, на которой почти ничего нельзя было разобрать, но… – Евшан?
– Ох, так ты это из-за него? Бедная, глупая, – женщина кинулась Мисе на шею и стиснула в объятиях до хруста в ребрах. – Да не помер он, в коме валяется. Вон, хочешь, хоть завтра отведу.
Миса кивнула, все еще надеясь, что просто спит и видит сон странный и пугающий.
Евшан проваливался все глубже, в памяти всплывало падение с той злосчастной скалы, после которого он очнулся в больнице. Парень смутно помнил, как они с Мисой спасались от ее сородичей, кошек черной пустыни. Как бежали, потому что больше не могли лететь, как она убеждала его, что там, на дне, – единственное спасение. Но там оказался ад, клетка реальности, из которой Миса только недавно выпустила его.
Та, что дала ему свои крылья, рассказывала, что когда-то давно все сфинксы летали и пустыня была наполнена золотистым песком. Но потом все изменилось, многие сами обрезали себе крылья и перестали мечтать, перестали верить в то, что все возможно, стоит только захотеть, перестали говорить с тем, что везде. Тогда шерсть сфинксов начала темнеть, как и песок под их лапами, и они из тех, кто строит мир по своему желанию, превратились в черных кошек пустыни, огромных и страшных стражников реальности.
Миса хотела с этим бороться, хотела что-то изменить, за что они оба так жестоко поплатились.
«Почему ей мало было летать со мной в небе, почему было мало свободы быть где хочешь и когда хочешь?» – думал Евшан, утопая в киселе тумана, и не находил ответа. В мире Мисы было счастье, но оно было общим для всех вокруг, она боялась радости, рождающейся в одиночестве, бежала от вселенной, которая могла бы принадлежать только им двоим, ей и тому, кого она любила, тому, кого она придумала, чтобы любить.
Когда Евшан очнулся, вокруг сонно лежала пустыня, звенящая тишина сквозила в воздухе, под ногами блестел черный, как смоль, песок. Да вот только ног у него больше не было, как и рук и вообще чего-либо человеческого.
Сфинкс расправил крылья, повел плечами и, спружинив всеми мышцами разом, взмыл ввысь. Золотистая шкура блеснула на солнце, а на месте, где стояли его лапы, остались светлые песчаные следы. Разве надо бороться за счастье? Нет, им просто надо быть.
