Как вы теперь излагаете, кланяясь
И надевая калье из рубина,
О песне, которая будто б состарилась…
Что это за идиотская мина?!
Нас с неба послали в поддержку земли
Вершить искусство, культуру толкать.
Пустозвонные рифмы в гроб довели,
Только топились в безлунную гать.
Когда написал один поэт «Было…»,
Действительно знали, про что рассказать.
О страхе, о том как воротили рыло,
Как только стихами воздвигнули рать.
В чём же теперь в ваших космами витых,
Незначительных, мелочных, серых бошках
Выражается суть годов непобитых,
Разворованных, как не запертый шкаф?
Разве сейчас нам не о чем писать?
Знаете, вам, может, и не о чем,
А я вывел бы эпос, как у Горького «Мать»,
Неугомонной любовью подсвеченный.
Тем не менее, то же, что петь сад Вифлеема,
Значило б выпеть текущие будни.
В окошки смотрите?
Одна только рема:
Совсем нету действия.
Трутни.
Жалость бесстыдной слезы над отчизной
Будто бы выколота на груди.
Смотришь дважды разорванной линзой
На города тусклое бигуди.
И в этих прискорбных и лишних картинах
Солнце-таки снизошло.
Делает шаг моя Катерина –
И мигом всё краской пошло.
Бросит свой взгляд, обрамлённый стеклом, -
Весенится чёрствый, замызганный день.
Скажет идти – и идёшь напролом.
От скорости шага расплавится тень.
Смех её – взрыв в бестолковом миноре.
Смех этот – жизни моей лейтмотив.
Слышится даже в безудержном вздоре
Рокоты Хэндрисонских пластин.
Без искренности нежных, безудержных глаз,
Без монолога на зависть Чацкому,
В пучине сегодняшних мук и пролаз
Я молча погибну, приближусь к адскому.
Нарисую пулей по черепу ливень.
Уши мне будут совсем не нужны:
Если не Кати, то голос противен
И слушать его нет нужды.
Умело и быстро, словно рабочий,
После карнавала сносящий карусель,
Я разберу инвективой построчно
Каждый грех свой и уеду в Марсель.
Там домик фарфоровый выстроит нам
Умелец, как Феликс Дзержинский.
Давнейший он выдумщик! Раз даже сам
Ходил по подъездам, сбирая прописки!
Как огромная дрожь, её фотографию
Вытащу с окопанного сейфа на свет –
И наблюдаю, как Констант, литографию,
Стоящую всех во вселенной планет!
Но мы не первично ниспосланы петь
Богинь средь усопших уродцев.
К всему посылают поэта, как медь
Давно уж потухшего солнца.
Знай, несгорающий костёр идеальной любви,
Катя, в ладонях твоих.
Внемли.
Я словно экватор кручу на брови,
Колечко украв у старушки Земли.
