Вьюга
За Крестопоклонной, как дело пойдет
к тому, чтобы все повернуло обратно,
и желчь, начиная казаться, как мед,
кончает. И горше стократно.
И пятна
темнеют у самых церковных ворот,
и дальше, и дальше… Уходит народ
от скорбной вечерни. Но так же невнятно
вся ночь захолустья обратно бредет –
волною морскою всю ночь напролет.
И это недаром: как в теплой золе,
там, видно, тепло. Там, от вьюги неровный,
желтеет последний огонь на земле.
Там сторож сидит с побирушкой церковной –
как в теплой золе, как в утробе укромной.
А ветер, а ветки, а снег на стекле
и сами как будто не дома во мгле
и просят прохожих в тоске беспокровной
идти и идти, как к звезде баснословной
и словно к костру на холодной земле.
К полуночи сторож постель разберет,
и нищенка ляжет. При свете нерезком
появится что-то – и тут же пройдет.
Как будто по городу, полному блеском,
какая-то тень. Опечаленным треском
откликнется печь. Но и это пройдет.
И это пройдет, и веками идет,
и плачет, и плачет в отчаянье детском,
как будто на озере Геннисаретском –
волною морскою всю ночь напролет.
Ольга Седакова
Other author posts
Безымянным оставшийся мученик
– Отречься это было бы смешно Но здесь они – и больше никого До наших даже слуха не дойдет,
Три зеркала
Не снизу, а как из-за некоей двери, полурастворенной в святящийся зал, из верных, как детское имя, материй, как явная правда из многих поверий
Сновидец
В той темноте, где иначе как чудом не проберешься в крутящихся стенах, там, где свеча, загораясь под спудом, изнемогает в камнях драгоценных, –
Утро в саду
Это свет или куст я его отвожу и стою Что держу я – как ветер, держу и почти не гляжу на находку мою Это просто вода, это ветер, качающий свет
