Мы родились в начале тридцатых годов 20-го века
Много всяких измышлений сейчас, начиная с 90 годов прошлого столетия и до настоящего времени, пишется и произносится в адрес нами прожитой жизни, то есть тех, кому сейчас 67-70 лет и больше, как о периоде невыносимой диктатуры и подавления личности. Пусть это будет на совести этих "проповедников". Можно было бы вступить в полемику с ними, но проще просто рассказать о том, каким мы были .Я прожил достаточно большой период своей жизни в социалистическом государстве, но потом были 90 -е годы , Советский союз был разрушен и определить политическое, нравственное и общественное кредо в современной России затруднительно, а точнее- не возможно, так как какую бы терминологию ни применить, она не будет соответствовать действительности. Однако Государство существует, значит есть и люди, которым будет интересно, а, может быть, и полезно на примере моей жизни, обычного среднего человека, посмотреть, как она складывалась, какие были у нас интересы, как " давило" на нас государство .
Родился я в 1932 г. в городе Новгород, школу окончил в г. Рязани в 1949г.. В 1954 г. окончил МХТИ им. Менделеева. До 1957 г. работал в Военной приемке в п./я 14 , С 1957г. по 1997. в НИИ авиационных систем, а затем в КБ Туполева. Доцент, кандидат технических наук.
Родословную свою , как и многие мои сверстники, не знаю. Когда я об этом спрашивал своих родителей, то они говорили:
- Вам об этом лучше не знать.
Сейчас можно только догадываться, что это связано с сословным положением моих дедушек и прадедушек. Моя бабушка, по отцовской линии, кончила высшие женские курсы- вот и все мои сведения о них.
Отец был бухгалтером, мать учительницей с любопытной специализацией- школа глухонемых.
Итак.
Г. Рязань, 1936 г. Наша семья, отец, мать, бабушка Ольга Николаевна, мать отца, мой старший брат- Михаил, я и сестренка 2 лет Клара, мы только приехали и нас поселили в какую-то мрачную комнату. Мне она страшно не понравилась, и я устроил скандал.
- Не буду я жить в этой старой крепости. Всякие увещевания не помогали. Весь остаток дня и всю ночь я кричал во все горло, и сам не спал и другим не давал. На другой день отец привел каких-то людей, но и все их слова на меня не действовали. Я давно уже охрип, но продолжал кричать:
- не буду, не буду, не буду.
К вечеру нас поселили на втором этаже бывшей конторы хлебозавода. Там был еще полуподвальный этаж, где жила семья, в которой было двое мальчишек примерно нашего с братом возраста.
Большая печка разгораживала жилое пространство на две половины общей площадью около сорока квадратных метров, на которой и разместились все мы- трое детей и трое взрослых.
Из средств "роскоши" у нас был патефон, к которому было, по-видимому, всего две пластинки.
Я и сейчас отчетливо помню;
- Ах ты, сукин сын камаринский мужик......
и
-В некоем благочестивом доме меня потчевали чаем и кофием.
Помню еще , что я все время пытался для себя уяснить, почему камаринский мужик сукин сын и что такое "кофие"?
Был еще и велосипед, на котором отец , посадив на раму, катал и меня и брата.
В 1937 г моему брату исполнилось 8 лет и он пошел в школу. В доме появились учебники и тетрадки, перьевые ручки и чернила. Надо сказать, что для своего возраста я был очень крупным ребенком, а мой брат наоборот болезненным и хилым. Это позволило мне не считать его более взрослым, так как я легко с ним справлялся, когда возникали проблемы, решаемые борьбой или кулачками. Поэтому я тут же потребовал, чтобы мне тоже дали букварь и тетрадку. Так с пяти лет я и стал "учеником."
В доме, среди прочих, были две книги, которые привлекали мое внимание. Обе в роскошном издании, с красивыми иллюстрациями: Евангилие и Таинственный остров.
Я давно таскал вторую и просил взрослых почитать, однако на это у них не было времени, а посему , освоив буквы, я принялся за "самостоятельное чтение" Так вот я и переступил этап детских книжек.
Детская память -удивительное явление. Я и сейчас, спустя более семидесяти лет, отлично помню её содержание.
Погружение в совершенно отличный от окружающей действительности мир порождало множество вопросов, на которые я далеко не всегда получал вразумительные ответы, а это в свою очередь возбуждало фантазию и попытки найти свои объяснения тем или иным фактам и обстоятельствам.
Старший брат для меня не являлся никаким авторитетом, и это отношение я перенес на своих сверстников, которых считал не достойными внимания, тем более , что и ростом и во всем остальном я их существенно превосходил.
А так как сколько мне лет никто не спрашивал, то и компания мальчишек, с которыми я общался, была на несколько лет старше.
Такого обилия игрушек, которым располагают современные дети, у нас не было. Поэтому и развлечения и обеспечение для них мы придумывали и делали сами. Если собиралось шесть или более мальчишек и девчонок, то играли в лапту.
Редко- редко находился мячик. В основном же это был мешочек, набитый тем, что было под рукой. А в качестве биты любая палка. Но это не мешало с азартом носиться по полю, подавать, ловить, догонять..
К составу команд относились очень серьезно. Примерно одинаковые по росту, "квалификации" и т.п. разбивались на пары. Назначались капитаны, а пары расходились и потихоньку давали себе пароли, положим один- овес, другой- пшеница. Потом они подходили и объявляли:
-Выбирай, овес или пшеница. При этом говорящий старался схитрить, показывая кто из них кто. Если другой капитан эту "хитрость" замечал, то такую пару отправляли в резерв, отстраняя от игры.
Надо сказать, что поле, пригодное для такого рода игр, было рядом. Прямо напротив хлебозавода находился военный городок- восемь или десять одноэтажных бараков, в каждом из которых проживали несколько семей военнослужащих, а перед ними было некое подобие стадиона- лужайка, размером с футбольное поле. Вот там -то мы и "сражались", благо детишек самого разного возраста хватало. Играли мы и в "чижик", и в прятки, и городки, но главной игрой был футбол. У одного из мальчишек был настоящий футбольный мяч, и когда он появлялся с ним, то тут же набиралась достаточно большая команда, возрастом от семи лет и до двенадцати, четырнадцати. Команды формировались по вышеприведенному принципу, что более-менее уравнивало их "силу". Старшие ребята организовывали свои команды, и тогда, мы, малышня, превращались в болельщиков. Судейства как такового не было, Спорные вопросы решались капитанами. В обуви игроки не допускались. Но игра босиком носит свои особенности. Так удар "пыром", то есть неподогнутыми пальцами ноги довольно болезненная штука и чревата вывихом большого пальца. Тогда на такие "мелочи" особенного внимания не обращали. Эти травмы проявлялись потом, спустя десятилетия. Я не помню, чтобы летом, то есть с мая по октябрь, одевал какую-нибудь обувь. Да и одежда - трусики да рубашонка. Впрочем и рубашонку я не любил Так что за лето я превращался в светлорусого цыганенка.
Помимо игр основным было чтение. Как только я понял, какой мир открывают книги, то везде, где только мог, стал добывать книжки. Как-то я увидел в руках знакомого мальчишки несколько книг.
- Где это ты взял?
- В библиотеке -ответил он.
-А как там дают книги?
- Нужно записаться.
- Записаться, а как это?
-Нужно придти с родителями, там тебя запишут.
Узнав, где находится библиотека, я пошел к бабушке и попросил ее , чтобы она меня записала в библиотеку.
Бабушка у меня была замечательным человеком, но об этом потом, Мы тут же отправились туда. Когда пришли, бабушка спросила библиотекаршу:
- Внучка можно у Вас записать?
-А сколько ему лет?
-Скоро будет шесть.
-Шесть, но мы записываем только школьников. Читать- то он хоть умеет?
Я тут же схватил какую-то книгу и бегло стал читать вслух.
- А какие же ты книжки читал?
Я стал перечислять прочитанные книги.
-Да, с системой чтения у тебя полный беспорядок. Бабушка, хоть кто-нибудь из родителей или Вы контролируете, что он читает?
-Нет, он все сам. Сам научился читать, сам откуда-то приносит книги. Я считаю -пусть чтением занимается, это в конечном счете полезно для развития.
- Так какие же ты книжки хотел бы читать?
Вот это я давно уже знал и стал перечислять. Когда я назвал Жуковского, она меня остановила.
-Ты и Жуковского читал? А кого еще из поэтов?
-Поэты, это те кто пишет стихи? Нет, не знаю. Я читал такую толстую книгу, на ней было написано крупными буквами -Жуковский. Мне она очень понравилась.
В это время зашли другие посетители и библиотекарша сказала:
- Не знаю, что и делать. У меня еще не было таких "взрослых" читателей, которым скоро будет уже шесть лет. Да видно придется записать, но только при одном условии- книги я тебе буду подбирать сама.
Тут я сделаю небольшое отступление. Стихотворное изложение меня сразу заинтересовало. Рифмованные строчки наполнялись сами собой особым звучанием. Казалось бы обычные слова, но соединенные в строфы, они вдруг начинали вызывать совершенно другие ощущения. Я тут же стал пробовать сочинять свои рифмованные строчки. Так появились и первые стихи. Мне казалось, что это только мой мир, и я никому их не показывал, а тетрадочку хорошо прятал. Со временем их накопилось достаточно много, началась война, и я написал "поэму" о Зое Космодемьянской, которую послал в "Пионерскую правду". Достаточно долго я следил за приходом почтальона, чтобы кто-нибудь не перехватил ответ. Наконец в конвертике я получил отсиненную бумажку (существовал в ту пору такой способ размножения текстов и чертежей), на которой было написано размытым ,небрежным текстом:" Писать надо так, как писал Шевченко......." " Чуден Днепр при тихой погоде.......",
Собрал я свои тетрадочки , ушел в Рюмину рощу, есть такая в Рязани , разжег костерок, и сгорели мои детские стишки вместе с этим , больно ранившим меня письмом. К стихам я вернулся только спустя несколько десятков лет, когда понял, что и в редакциях сидят (или могут сидеть) черствые, равнодушные люди, способные только на то, чтобы вкладывать в конверт безликие бумажки. ..
Надо сказать , что книгочитателем я стал весьма прилежным, но все попытки библиотекарши направить меня на путь чтения детских книжек, соответствующих, по ее мнению, моему возрасту, я игнорировал и просил только"толстые" книги. Постепенно я перечитал практически всего Жюль Верна, Фенимора Купера, Майн Рида и многих других авторов приключенческого ранга.
Осенью 1939 года, моя мама, которая видела, что и по росту и по знаниям я существенно обогнал своих сверстников, несмотря на мои 7 лет, повела меня в школу. А там принимать меня не захотели. Нет восьми лет, нельзя. Тогда мама попросила учительницу, чтобы я просто ходил на занятия. Как я уже говорил, ростом я был на голову выше ребят , которые были старше меня, поэтому посадили меня на заднюю парту вместе с какой-то девчонкой. Очень скоро выписывать палочки и читать по слогам мне надоело, и я стал приносить книги и почитывать их . Моя соседка оказалась весьма противной особой и тут же стала меня "закладывать":
- А он опять читает книжку.
Раз, другой. Тогда я подстерег ее после школы и пригрозил, что пришлю ей черную метку. Угроза подействовала.
Учительница, конечно, видела, что мне программа первого класса совершенно не интересна и не мешала заниматься своими делами, тем более, что я вообще не числился как ученик. Правда, когда пришла какая-то комиссия, кто-то сказал:
- А вот этого второгодника, котрый сидит на последней парте , вызовите ка его.
Тут мне пришлось продемонстрировать "успехи обучения". На меня посыпались вопросы, которые мне показались пустяковыми, но зато ответы удивили... Но это сослужило и хорошую пользу - меня зачислили в класс и, превратив в отличника, тем самым существенно повысили успеваемость класса..
Некоторое особое положение, а также то, что и по физическим данным я существенно выделялся, обеспечило мне безоговорочный авторитет в пределах класса, но вскоре защищать этот авторитет пришлось и на уровне других классов. На переменке кто-нибудь произносил:
- А тебе слабо "стыкнуться" с Лехой или Петей из "Б"? Выяснение осуществлялось достаточно просто, нужно было повалить соперника на пол. Это потом такие "стычки" происходили на кулаках до "первой крови", а пока такого противоборства было вполне достаточно.
Сейчас я понимаю, что такое положение в школе послужило основой формирования характера. Мне приходилось не только отстаивать собственную позицию, но "отмахиваться",то- есть защищать и "своих".
В то время во многих домах, да и у нас тоже, висели черные тарелки- радио. Всякие новости меня мало интересовали, а вот песни я любил слушать. Меня даже дразнили:
-"кипуцая, могуцая"
В детстве я сильно картавил и буквы л и р мне не давались, да и произношение других букв было далеко не совершенным. И меня, да и моих родителей, это почему-то не волновало. Это уже в "солидном" возрасте я узнал, что существуют логопеды и поправил свою дикцию, однако следы картавости остались и по сию пору. Полностью исправлять ее, видимо, нужно было в детстве.
Что у нас самое счастливое детство- это внушалось повсеместно. Да мы этому и верили. Сравнивать было не с чем, да и авторитет вождя был непререкаем. Мешало ли это хоть как-нибудь в нашем повсеместном обиходе? Скорее всего нет. Мне трудно, а скорее невозможно, оценить действительность того времени с точки зрения взрослых, особенно тех, кто хорошо помнил дореволюционное время. Могу только сказать, что не слышал от своих родных и знакомых каких-либо слов "ереси".
Бабушка, видя, что я не только гоняю по улице, но и много времени провожу за чтением, проведет бывало рукой по моей голове и говорит:
- Молодец, что читаешь, из книг ты узнаешь много того, что на улице не увидишь. А чем больше ты будешь знать, тем большего добьешся в жизни. Не зря говорят, что ученье - свет.
В то время из репродуктора в основном звучали песни победоносного характера о несокрушимой Красной Армии, о том "эх, хорошо в стране Советской жить"..... такие песни мы и повторяли и помнили. Мы твердо знали, что самураи - это враги, что "беляки"тоже враги, что наша броня крепка и танки наши быстры.
Одно из самых ярких впечатлений детства - кино. Когда на экраны выходил новый фильм - это было событие. Естественно, что тут же мы начинали разыгрывать сценки и повторять запомнившиеся фразы. А уж песни из кинофильмов можно было слышать на каждом углу. Популярны были и артисты.
Очень хорошо помню такой эпизод: вышел фильм о пограничниках. Все мальчишки горячо его обсуждали, а я его не видел. От нашего дома совсем недалеко был кинотеатр, в котором этот фильм шел. Были и детские дневные сеансы.
Я выпросил у бабушки три копейки на билет и отправился в кинотеатр. Протянул свои три копейки, а кассирша говорит, что нужно пять. У меня аж слезы на глазах навернулись. Стою я, держу свои три копейки в кулачке...И тут какая-то женщина протягивает мне недостающие две копейки. Я так обрадовался, что и поблагодарить забыл. И по сей день я с благодарностью вспоминаю этот маленький эпизод и ту женщину, которая поняла, как много значил для пацана этот фильм.
Про военный конфликт на Дальнем востоке я знал только по фильму да по песням. А вот начало войны с Белофиннами помню очень хорошо по внешним восприятиям.
Одной из обязанностей, которую я выполнял по дому - это покупка хлеба. Мне выдавались необходимые деньги, и я приносил батон белого и буханку черного хлеба.
Сейчас это кажется странным, ведь было-то мне совсем мало лет. Но в те времена и понятия не было, чтобы детей крали или обижали Так вот в один из дней в магазине вдруг возникла очередь, все стали покупать соль.
Я пришел и говорю бабушке:
- А там , в магазине говорят, началась война и надо запасать соль. Что, когда война, то соль забирают на фронт?
Бабушка ответила:
- Наш народ привык запасать прежде всего соль потому, что без нее ничего не сваришь. А умный человек всегда найдет, что сварить. Ели ведь и лебеду и много чего другого. Посолишь и съешь.
Летом 1938 года мама с отцом и я с братом поехали в Москву. Жили мы там у сестры отца , у тети Шуры в Верхних котлах. Это самая окраина Москвы, рядом там был большущий сад и на небольшом расстоянии Испанские дома- небольшой поселочек, где разместили беженцев-испанцев. Испанские дети уже так адаптировались к новым условиям, что свободно говорили на русском языке и практически, за исключением внешнего вида, ничем не отличались от своих сверстников. Но мне было интересно и не совсем понятно- Испания, далекая страна, там была война, которая их сюда привела. А они такие же как и мы, только немного чернее. По книгам я знал, что есть и негры, и индусы, и много, много других народов. А вот живых испанцев, да и вообще иностранцев, раньше не видел. Отношение москвичей к ним было самое доброе. Это ведь дети тех, кто воевал за свободу, дети героев. Так мы их себе представляли.
В Москве все было интересно: метро, лестница -чудесница, Красная площадь, Но больше всего мне запомнилась ВДНХ. Роскошные павильоны, море цветов, праздничная обстановка. На каждом шагу газировка, мороженое. Но меня очень отвлекал брат. Самым непостижимым образом он везде терялся и его это совсем не беспокоило. Зашли в какой-нибудь павильон. Глядь, а Михаила уже рядом нет. Начинаются поиски. А он стоит себе у заинтересовавшего его объекта.... Тогда меня "прикрепили" к нему, и я не сводил с него глаз, а все попытки"смыться" тут же пресекал.
Еще я хорошо запомнил зоопарк. Больше всего мне понравился верблюд. Шум, гвалт, возгласы детей и взрослых, а он стоит себе, равнодушно поглядывая на публику, отрывает от тюка клочки сена и лениво их жует....,,
И во втором классе делать мне было нечего, школу я посещал, получал свои пятерки просто так, без труда и продолжал читать всё без разбора. Теперь главным увлечением стало что-нибудь мастерить. Основным материалом для этого служило дерево. Найденный где-то обломок кухонного ножа был отчищен, наточен и с его помощью вырезались незамысловатые пистолеты, кинжалы, сабли и разные другие поделки. .
Для своего инструмента я сделал "ножны", но он был слишком велик для моего кармана и постоянно приходилось его прятать. Как я мечтал о перочинном ножичке, который можно было бы всегда носить в кармане
В 1937г появился еще один братик- Юра и мне поручалось приносить из молочной кухни бутылочки с детским питанием. В те времена было нормой обеспечивать малышей разными молочными смесями. Я воспринимал это как должное и регулярно туда отправлялся, благо кухня эта была совсем близко. Казалось бы, что это делать мог бы и старший брат, но мама говорила: - Он же такой худенький, а ты вон какой вырос , да тебя никто на улице и не обидит.. .
Наша разросшаяся семья уже с трудом размещалась в одной комнате, и в конце 1940 года отцу выделили отдельный бревенчатый дом на окраине Рязани.
Место это называлось Ленпоселок, а переулок на котором он находился - Татарским. В доме была отдельная кухня с печкой, прихожая и три комнаты- средняя и две по бокам-смежные. В средней комнате была еще отопительная печь-голландка. К дому примыкал добротный бревенчатый сарай, а за домом небольшой, сотки полторы, участок земли. Вода приносилась из общественного колодца. Так у меня появилась еще забота- наносить на день воды. Хотя я и был довольно крупным мальчуганом, но для того, чтобы крутить ворот, пришлось приволочь подставку.
Печку надо было топить и зимой и летом, так как еда готовилась на так называемой варочной печи, а для этого нужны дрова.
Как это ни странно, но пилить и колоть дрова мне нравилось. Пилили мы с отцом, а потом я колол те полешки, что мне под силу, а покрупнее доставались отцу.
В новой школе я быстро адаптировался, пройдя все ту же проверку- против меня выставили самого сильного мальчишку из класса, а тогда еще было совместное обучение, которого я легко поборол и тем самым определил свое положение в табели о "рангах".
Это был третий класс и пока моих знаний хватало, чтобы быть отличником практически не занимаясь школьной программой. Поэтому времени на домашние занятия я не тратил, а в основном проводил его на улице.
Зима. По нашему переулку, длиною 150-200 метров. проходила только пешеходная тропка, дороги как таковой просто не было. Но гонять тряпочный мяч по снегу оказалось не менее увлекательным занятием, чем летом. На этот мяч кидалось сразу несколько мальчишек и возникала " куча-мала". А уж тут, забыв про мяч, каждый пытался оказаться на верху. Как это не странно обид не было. Когда кто-нибудь кричал аут, возня прекращалась, мяч возвращался в игру до следующей "кучи-малы".
Лыж, как таковых, не было ни у кого. Мы нашли где-то старую бочку и стали из клепок ( дощечки стенок бочки), прибив веревочные петли, сооружать"лыжи". Ходить на них с грехом пополам можно, но не более, а вот съезжать с горки оказалось возможно. Но если гора была невелика они еще управлялись, но стоило выбрать склон по круче, "лыжи" разъезжались и падение становилось неизбежным. . Тут кто-то попробовал съехать на одной лыже. Получилось. Но с одной петлей на одну ногу можно было съезжать только по прямой, а вот когда сделали две петли для двух ног лыжа стала управляемой. Вскоре все мальчишки научились этому способу и катание с горок стало одним из самых любимых зимних развлечений. Дальнейшим развитием стало придумывание всяких, как мы их называли, выкрутасов- перепрыгивание через препятствие, прыжки со снежного трамплина и многое другое. а кататься с горок на санках считалось девчоночьим занятием, недостойным для нашего мальчишечьего племени. Зимние вечера длинные и коротать их помогали книги. В доме же кроме учебников их не было. Выручил случай. Как-то я неприкаянных бродил по двору в поисках какого –нибудь развлечения. В соседнем доме, у нас был общий двор, жила одинокая женщина. Вот она и позвала:
- мальчик, тебя вроде зовут Игорь, скучно одному . Пойдем ко мне, я тебя хоть чаем напою.
Одна стена в комнате, которой я оказался, представляла собой набор полок с книгами. У меня загорелись глаза:
- А Вы мне дадите что- ни будь почитать. Я буду обращаться с книгой аккуратно.
- А что же ты бы хотел, детских книжек -то у меня нет? Да ты , наверное и читать-то еще плохо умеешь?
- А я детские книжки не читаю..
- А что же ты читать любишь?:
- Я люблю читать про приключения и многое другое….
- Что ж, вот тебе полки, выбери что понравится. Прочитаешь, приходи за другой. Только ты мне своими словами расскажешь о прочитанном. Ладно?
Несколько полок занимали книжки в одинаковом переплете. Это оказались приложения к Ниве. Печаталось в них как раз то, что мне больше всего и нравилось.
Так я прочитал практически все романы Жюль Верна, Фенимра Купера , потом полка за полкой и все остальные, а это был и Бальзак ,и Золя ,и Куприн, и Пушкин, и…
Я и сейчас благодарен ей за то, что читать я стал внимательно, так как нужно было отчитаться за прочитанное, чтобы получить другую книгу
Это научило меня выделять главное и развивало умение внятно формировать свои мысли, что очень пригодилось потом....
Тут следует сделать одно замечание: зимой 1940 и в начале 1941 г , до войны в доме было электрическое освещение, а , начиная с лета 1941 г, источником света стала керосиновая лампа. Но к этому мы обратимся чуть позже..
За стол обыкновенно садились всей семьей. На завтрак - это была каша и чай с хлебом, обед-суп, или щи, а на второе картошка, или каша. Мясо , или рыба не чаще раза в неделю. На ужин то, что оставалось от обеда.
На праздники бабушка пекла пироги. Она ловко и сноровисто лепила их и с начинкой и в виде булочек, а вся ребятня ей "помогала". Из раскатанный жгутов теста сооружались разные зверюшки и фигурки, а бабушка из подправляла и отправляла на противень.
Июнь 1941 года, начало войны, я встретил в пионерском лагере расположенном в Солотче -селе в двадцати километрах от Рязани, расположенное в Сосновом бору на берегу старицы Оки, рядом с бывшим женским монастырем , который был заложен в в 1390 году князем Рязанским. В 1941 году в зданиях монастыря размещались какие-то хозяйственные учреждения, склады и мастерские.
О том, что началась война нам сообщили на утренней линейке. На меня, да и на других детей это сообщение не произвело какого-то особого впечатления. Мы были уверены, что "броня крепка и танки наши быстры", а наши люди мужеством полны.
Однако, когда я приехал домой, то облик Рязани и настроения людей очень отличался от того как я ее покинул всего на пару десятков дней назад. Во дворе появилась щель-окоп, на окна наклеивались бумажные кресты, да и люди были какие-то озабоченные. Многие семьи провожали отцов и юношей на фронт
В магазинах стало пусто, за хлебом выстраивались большущие очереди. Так с этого времени наша семья, да и многие другие, перешла на полуголодное существование. Карточек пока не было и приходилось большое время проводить в очереди. В "одни руки" можно было купить только один батон белого хлеба, или буханку черного. На нашу семью этого было мало и привлекались , или мама ,или бабушка,
Однако иногда, простояв несколько часов в очереди, слышали:
-хлеб кончился,- и приходилось идти домой с пустыми руками, понимая, что сегодня в какой-то степени твоя вина, что все останутся без хлеба. А как объяснить это маленьким?
С появлением карточек очереди стали меньше и без хлеба не оставались.
Белого хлеба уже не было, был только черный. Я хорошо помню, что в 1942 году, когда наша семья пополнилась еще двумя малышами и двумя тетками и нас стало уже одинадцать человек, я приносил четыре килограмма сто граммов хлеба. Каждый раз было искушение съесть довесок. Но уже тогда я понимал, что это значит своровать его у остальных.
Одна тетка, сестра отца приехала из Москвы с годовалой дочкой, другая- сестра матери из Минска с восьми месячным мальчиком. Минск уже 22 июня подвергся сильной бомбежке и она, подхватив ребенка и документы, как была в одном летнем платьице, добиралась до Рязани пешком, на попутных машинах и другом транспорте почти два месяца. Добрые люди ей помогали чем могли. Даже воображения не хватает, как ей это удалось, ведь на руках у нее был грудной ребенок.
Я сейчас не могу точно сказать, когда появились и продовольственные и товарные карточки. Но в 1942 году они уже были. По карточкам получали крупу, масло, сахар, соль, По карточкам можно было получить и " мануфактуру» ( под чем понимались разные предметы обихода, одежды и обуви)
Тогда, к осени 1941 года, когда в семье появились еще совсем маленькие дети, да и остальным нужно было еще расти да расти, стало ясно, что выходом из этого положения может быть корова. Собрав все, что можно, мама и одна из теток отправились по деревням, чтобы выменять на собранное корову. Хватило только на еще не дойную телку, но она была уже стельная и теленочек, а значит и молоко, должны были появиться через несколько месяцев
Как уже было сказано ранее , при доме был бревенчатый, а значит и относительно теплый сарай, соорудить в котором стойло не представило труда. Но ведь ее еще нужно было и кормить, то есть нужно сено, нужно хоть какое-то пойло с зерном, с картошкой, или другими овощами.
У нас был велосипед, по тем временам довольно редкая вещь. Как же он пригодился. Катаясь по пригородным дорожкам я вспомнил, что там были капустные и картофельные поля. Капусту уже убрали, но там оставалось много кочерыжек с нижними, зелеными листьями.
Туда я и направился, прихватив с собой мешок. Так появилась забота набрать их как можно больше. Там же я приметил , что по полям с уже собранной картошкой ходят женщины и собирают не выбранную, пропущенную при уборке . Попробовал и я. За полдня удалось собрать килограммов десять.
Так день за днем, в том числе и в дождливую погоду, я пополнял запас еды и для семьи и для коровы.
В сентябре, наш класс учился во вторую смену , можно было до обеда съездить разок, другой в поля.
Денежное обеспечение семьи складывалось из зарплаты отца и "аттестатов" теток, которые они получали как жены офицеров –фронтовиков, эти деньги по тем временам не обеспечивало даже минимальные жизненные потребности.
Поэтому, при строжайшей экономии на собственные нужды, было куплено сено и потом уже в ноябре воз замороженной свеклы, которую мы же школьники, собирали тогда , когда уже выпал снег и установилась минусовая температура.
Надо сказать, что практика использования школьников для выполнения различных сельхоз работ применялась довольно широко. Практически два-три дня в неделю, а то и чаше,школьники направлялись в пригородные колхозы. Это было необходимо, так как колхозники просто не справлялись со всеми работами, а работоспособное мужское население существенно убавилось и нужно было спасать урожай. Мы были и мокрыми, и грязными и замерзшими, но практически ни кто не простуживался и не заболевал. Думаю, что если бы сегодняшние школьники провели хотя бы день в таких условиях, то половина из них наверняка бы слегла в постели, а мы, плохо одетые и обутые, оставались здоровыми.
Этот феномен известен издавна. Люди, попавшие в сложные условия, приобретают дополнительную жизненную энергию, позволяющую делать, казалось бы, невозможное.
Вот так для нашей семьи начиналась война. По радио мы слышали только неутешительные новости. " После тяжелых и кровопролитных боев оставлен город…..
Фронт приближался и к Рязани. На площади Ленина появилась зенитная установка, зенитная батарея была и в Рюминой роще, совсем рядом с нашим домом. Временами взвывала сирена, возвещавшая о воздушной тревоге, падали бомбы. стреляли пушки, на крыши домов сыпались осколки разорвавшихся зенитных снарядов. Но город жил своей обычной жизнью: работали предприятия, продолжались занятия в школах, толпился народ на рынке, стояли очереди в магазины.
В памяти и сейчас стоит эпизод: мы нашей ленпоселовской ватагой шли в школу, по дороге нас застала тревога, раздались взрывы бомб, захлопали зенитки. Дорога наша проходила через рынок, на котором был крытый павильон, где торговали молочными продуктами и мясом. Когда мы подошли к рынку одна из бомб попала в него - останки людских тел смешались с молоком и нельзя было понять где какое мясо… По какой- то дикой случайности бомба попала и в находившейся рядом детский сад…Одно дело слышать, или читать о таком, другое дело видеть это своими глазами. Вот тогда по настоящему понимаешь, что такое война…
Уже осенью 1941 года нашу школу превратили в госпиталь и младшие классы, где был один учитель , размещали в самых различных помещениях, а старшие были собраны в одну школу и учились в две, а то и в три смены.
Наш класс был переведен в нежилую комнату в одном из бараков. Отопления там не было и пока было относительно тепло на улице, не мерзли руки и не замерзали чернила ( в те времена были так называемые непроливайки- стеклянные баночки с вогнутым отверстием, а то и обычные пузырьки с чернилами и перьевые ручки), мы могли заниматься в верхней одежде, но вот пришли морозы и в комнате поставили «буржуйку», которая обогревала комнату пока в ней горели дрова. За ночь комната выстывала и занятия начинались с растопки печи. Но и дров не хватало, поэтому все кто мог прихватывали с собой самые различные «дрова», которые удавалось добыть по дороге- доску от забора, ветки деревьев, в общем все, что могло гореть в печке.
Следует сказать, что в городе стали быстро исчезать заборы, и заборчики, а также все , что могло быть использовано как топливою Отопление в основном было печное,, а дров, как таковых, не хватало. Поэтому и тогда , когда возвращались из школы, мы старались раздобыть что-нибудь на «истоплянку» для домашней печки. Надо сказать, что ни хулиганством, ни воровством это не считалось
С осени 1941 года электричество в жилые дома не подавалось. В лучшем случае его заменяла керосиновая лампа, но в основном это был «моргасик» , или «коптилка»- пузырек с керосином, в горлышко которого вставлялся фитиль и при его свете готовились домашние школьные задания и читались книги. Поэтому утром, когда умываешься, из носа выделялась чернота- копоть.
Читать в нашем доме любили все, и потому вокруг светильника склонялось всегда несколько голов. Но и керосина не хватало, потому мама решительно гасила его, тогда, когда по ее мнению уроки были сделаны.
Запомнился приезд мужа тети Кати .Во двор въехал Виллис и из него вышли три офицера. Вечером взрослые сидели за столом , а мы, ребятня, кто где и слушали разговоры. Я отчетливо их помню, так они врезались мне в память. Все прибывшие офицеры служили к началу войны в штабе, в Минске. И тут я впервые услышал рассказы о том, как наши отступали. То, что они говорили никак не вязалось с тем, что мы слышали по радио. Они рассказывали о том , какая неразбериха была между отдельными воинскими соединениями, о том, что Жуков ездил из одной группы войск в другую в сопровождении машины с офицерами различных воинских званий, которые тут же назначались на место командиров,подразделения которые беспорядочно отступали не оказывая сопротивления. В основном таких офицеров тут же и расстреливали. Это я сейчас понимаю, что война-жестокая штука, в которой одной из самых важных составляющих является дисциплина и тут не до «рассуливаний». Но это сейчас, а тогда на меня все эти разговоры подействовали ошеломляюще. Как же так, наша армия- самая могучая, наши солдаты -самые храбрые....
Зима 1941 наступила рано, а с одежкой было, как и со всем остальным плоховато. Перешивалось, благо что мама была мастерица на выдумки, все, что хоть как-то можно было превратить в курточки , пальтишки, а основной одеждой были ватники, которые стали универсальными и для нас школьников и для взрослых, но и их не хватало.
Поэтому, когда мы были в школе на всех взрослых оставался только один.
Основной и единственной обувью были валенки, которые имели два недостатка- быстро изнашивалась подошва и в них нельзя было ходить в мокрую погоду. Для их устранения валенки подшивались каким-либо водонепроницаемым и прочным материалом. В качестве такого материала лучшим считались автомобильные покрышки, из боковых поверхностей которых вырезались заготовки в виде подошвы.
Однако эта работа требовала немалого упорства, так как выполнялась простейшим инструментом, как правило обломком ножа.
На вырезанной подошве примерно в сантиметре от края по всему периметру вырезалась канавка глубиной около миллиметра, а в ней проделывались отверстия с шагом примерно в сантиметр для протягивания дратвы. Отверстия мало было проколоть шилом. Они еще должны быть такими, чтобы проходила проволочная петля, которая использовалась в качестве иглы. Эта операция выполнялась раскаленным гвоздем. На изготовление только одной такой подошвы уходило несколько дней. Такие подшитые валенки могли носиться несколько лет и в любую погоду. Так как кроме валенок обувки не было, то, как только сходил снег, обходились вообще без обуви. Босиком мы ходили от снега до снега. К осени подошва ног настолько грубела, что можно было ходить даже по стерне- скошенной ржи, овсу или другим злакам.
На валенки удобно было прикручивать коньки- за задник одевалась петля , в которую просовывался валенок, петля скручивалась так, чтобы конек плотно прилегал к подошве, а спереди также одевалась петля, которая также скручивалась палочкой до тех пор, пока конек оказывался плотно прижатым к валенку, палочка закладывалась за голенище. У отца были фигурные коньки с ботинками. Они лежали без дела и мы с братом отсоединили коньки от ботинок и опробывали их сначала на проезжей дороге, а потом на катке, который заливался на соседнем стадионе Трактор. В то время основными были коньки-гаенки- отличавшиеся от их последующей модернизации тем, что скользящая поверхность была прямой.. Но таких коньков у нас не было и приспосабливались в замен самые различные железяки. Как правило это был заточенный кусок обруча, вделанный в дощечку. И на таких «коньках» мы играли в хоккей, используя в качестве мячика либо смятую консервную банку, либо замотанную бечевкой свернутую в шарик тряпку , либо…Клюшкой служили ветки, срезанные таким образом, что на конце ее была загогулины в виде крюка.
Выполнять повороты, разгоняться и тормозить на таких коньках было весьма затруднительно и потому вокруг «мяча» образовывалась «куча мала», но это только добавляла азарта.
.Фигурные коньки давали ощутимое преимущество и позволяли проще приближаться к воротам и загонять в них мяч.
Зима, война, а каток заливался, проводились соревнования, по вечерам он наполнялся молодежью и нам пацанам было интересно и несколько завидно быть только зрителями. Поэтому я стал присматриваться к тому, как правильно бегать на коньках, выполнять повороты, ехать спиной вперед и многое другое. Все это я стал пробовать выполнить сам, для чего стал приходить на каток тогда, когда там не было нашей команды. Однако фигурные коньки мало подходили в качестве беговых и я мечтал о гаенках. Помог случай. В соседнем доме жила одинокая женщина, которая время от времени просила меня, то получить для нее хлеб по карточкам, то наносить водички, или сделать какую-нибудь другую, посильную мне работу. Однажды она мне сказала:
- Вот лежат ботинки сына с коньками, а у меня совсем нет ничего на ноги одеть. Можешь ты их отсоединить?
-А могу я их потом себе взять?
- Бери, зачем они мне?
Так я обзавелся коньками-гаенками и вскоре уверенно стал на них кататься.
Поэзия привлекала меня с самых ранних лет. Как только я научился писать стал «сочинять» свои стихи на самые разные темы, делал я это тайком от всех, а тетрадочку хранил в сарае, чтобы она никому не попалась на глаза. По радио, а это был основной источник информации,
много передач было посвящено героям, совершавшим свои подвиги на фронте, в том числе и партизанам. Я собрал какие мог материалы о Зое Космодемьянской и написал «поэму». Аккуратно переписав на листочки я отправил ее в Пионерскую правду и стал ждать ответа. Чтобы письмо не попало кому-нибудь мне пришлось следить за почтальоном довольно долго. Ответ пришел только летом. В серый невзрачный конверт была вложена отсиненная бумажка.(Тогда был такой способ размножения документов, который в основном использовался для изготовления копий чертежей и существовал до девяностых годов прошлого столетия) Я и сейчас помню эту бумажку,в которой в оставленном просвете было вписано мое имя, а текст был такой:
- Пионерская правда не может опубликовать ваше ( с маленькой буквы) произведение, Стихи надо писать так, как писал Тарас Шевченко- «чуден Днепр при тихой погоде»…..
Взял я свою тетрадочку и пошел в Рюмину рощу, а там листок за листком и сжег ее.
Теперь-то я понимаю, что и в редакциях, да и в других присутственных местах и конторах сидели, да и сегодня сидят, равнодушные бездушные люди, которые просто занимают место и способны только вложить в конверт заранее изготовленную отписку.
В чиновничье-бюрократическом подходе это встречается повсеместно и совсем не редко. Но для меня это была такая оплеуха, от которой я оправился только спустя насколько десятков лет. Рифмованные строчки стали вызывать у меня отторжение, все время мерещилась эта злополучная бумажка.
Зимой снег на улицах не чистился. Пешеходная и проезжая части просто притаптывались. Машин было мало, двигались по таким дорогам они относительно медленно и были это в основном грузовые автомобили. Кто-то попробовал, а потом и многие мальчишки стали за них цепляться , чтобы прокатиться с ветерком. Для этого, вооружившись крючком из толстой проволоки, цеплялись за борт и мчались несколько кварталов.
По вечерам ребятня обычно собиралась на каком-нибудь крыльце, где обсуждались итоги дня , а главное рассказывались различные истории. Вот тут-то и Михаил и я пересказывали прочитанное. а иногда и выдумывали что-то "страшное" про домовых, леших, перевертышах и пр.
Время от времени кто-нибудь запевал, а остальные подхватывали различные песни того времени. Это и из фильмов, и просто «народные» типа «Хаз Булат удалой», но в основном те, что звучали по радио.
Вот бы сейчас гитару, сказал Толя.
А у нас на стене висит гитара, только играть никто не умеет, ответил Слава.
Приноси, попробуем, ответил Михаил.
Так в нашем доме появилась гитара. Появились и другие инструменты
которые мы с братом кое как «осваивали.» В конечном счете основными стали гитара и мандолина.
Каких-либо самоучителей у нас не было, о нотах мы знали только то, что их семь. Кто-то подсказал, как настроить и гитару ( первая струна в унисон со второй зажатой на третьем ладу и с третьей на седьмом итд) и мандолину, а также настроить их для совместного звучания. Так же мы узнали и простейшие аккорды: кольцо, лесенка , порожек, а уж потом и сами стали подбирать и музыку и другие аккорды. Естественно, что теперь на крылечко мы приходили с гитарой , а иногда и с гитарой и мандолиной.
Во многих семьях после ухода на войну ( так в то время говорили о тех, кто находился на фронте) остались самые различные музыкальные инструменты. Не помню как уж так сложилось, но у нас появились и балалайки, и гармошки и даже аккордеоны.
Потихоньку сложился и репертуар из нескольких песен и душещипательных романсов.
Я уже упоминал, что в школе, в которой мы учились теперь был госпиталь. Как -то в то время, когда мы пели под гитару мимо проходила медсестра . Она подошла , послушала, а потом и говорит:
Пришли бы вы к нам в госпиталь, раненные вас бы послушали, для них бы это был бы хоть маленький, но праздник.
Надо сказать, что на школьных вечерах мы уже выступали и кое какой опыт уже был.
В госпитале раненных размещали в классах. Кровати стояли в два ряда и этих кроватей в каждом из них было десятка полтора.
В каждой палате ( так теперь назывались наши классы) примерно пополам были «лежачие» и «ходячие», при этом последние ухаживали за первыми, так как медперсонала не хватало. Встретили нас очень хорошо и тут же стали подпевать. А после стали расспрашивать как нам живется , постепенно в палате стало тесновато, услышав нас стали подходить раненные , которые попросили нас пройти по другим палатам. В одной из них один из «лежащих» спросил:
-а вас кто-нибудь учил играть и на гитаре и на мандолине?
Да нет, мы все сами, что-нибудь не правильно?
Знаете, я показать вам пока на могу,видите какой я, но вы подойдите ко мне я вам кое-чего подскажу.
Николай Александрович,- представился он, когда мы подошли
Я учился в музыкальной школе в Ленинграде, как раз по классу гитары. То, как вы играете, зто дворовая школа. Молодцы, что вас привлекает музыка. Но конечно ей, этой самой музыке, надо учиться, тогда откроется много такого, до чего самим вам дойти едва ли удастся.
А где нам в нашем городе учиться? Да и время на это нет. Ведь надо помогать по дому. Семья у нас большая, только детей шесть человек, да еще взрослых пять.
Война, она всему и во всем сейчас помеха и жизни нормальной, и учебе.
Вот и я, лежу здесь, а как мне жить искалеченному? Ладно. Гитара может быть не только аккомпанирующим, но и сольным инструментом. А о мандолине и не говорю. Постарайтесь найти хоть какой-нибудь учебник. Будет непонятно, я помогу разобраться что к чему.
К сожалению этот разговор ничего не изменил. И уровень нашей игры и на гитаре и на мандолине так и остался «дворовым».
Шел 1942 год. Тяжелая зима осталась позади и как только стаял снег все возможные места стали раскапываться под огороды. На нашем переулке осталась только тропка, был вскопан и двор и вся земля вокруг дома., а еще с зимы готовились глазки -верхушки картофелин, которые шли на посадку. Вся земля между соседями была разделена «по справедливости». Я не припомню каких-либо недоразумений по этому поводу.
Не остались в стороне и городские власти. На организации были выделены участки под огороды в ближнем «подрязаньи», где земля вспахивалась в основном лошадиной тягой. Редко, редко использовались и трактора, которых явно не хватало. Когда не было ни того ни другого в ход шли самые обыкновенные лопаты. Выделенный нам участок в две сотки примерно в семи километрах от Рязани мы с братом вскапывали , а потом и сажали картошку вручную.
Лето открывало множество возможностей прежде всего найти что-то съедобное, а есть мы хотели всегда, Того, что перепадало дома за столом нашим растущим организмам не хватало и потому в качестве пищи использовали и желуди и кисленькую травку-заячью капустку. Все пробовалось «на зубок». У отца было ружье, а это давало возможность что-нибудь подстрелить. Мне шел одинадцатый годок — ребенок еще. Однако военная жизнь- хороший учитель самостоятельности, да и матери было не до нас , мы были предоставлены самим себе, а потому этим и пользовались.
Ушел куда-то на целый день, есть не просит, ну и хорошо.
Совсем рядом с нашим домом располагались конюшни ипподрома, а сам ипподром на окраине Рязани, до которого было всего-то метров триста.
Интересно отметить: война, тяжелое и напряженное время, а ипподром существовал и работал.
Нас же привлекали воробьи, которые во множестве слетались на навозные кучи. Какая- никакая , а дичь. В ход пошли рогатки, но редко, редко удавалось подбить одного.
Вот тут-то и вспомнили о ружье. Ружье то было, а патронов к нему нет. Правда было около десятка металлических гильз. Но нужны капсюли-пистоны, порох, дробь.
На сельмаше в это время вместо сельхозмашин стали изготавливать минометы, а в качестве запального устройства в них применялись обычные охотничьи патроны. Рабочих не хватало и там работали мальчишки самого различного возраста. Рязань была маленьким городком и мы практически все друг друга знали.
Так появились у нас и снаряженные патроны, гильзы которых были снаряжены только порохом. , которого хватало на десяток обычных ружейных зарядов.
В качестве дроби использовалась нарубленная проволока, мелкие камушки, но луче всего все-таки был свинец в простейшем случае зто была просто «сечка»-нарубленные кусочки. Со временем стали катать и дробь. Правда она была крупная, больше напоминала картечь и годилась для более крупной, чем воробьи, дичи.
Нескольких выстрелов хватало , чтобы убить десяток-полтора воробьев, которых мы поджаривали на костерке.
Почему-то считалось, что вороны несъедобны, а галок и грачей , особенно молодых, есть можно, что мы и делали
Вскоре на вокзалы стали приходить составы с металломом на переплавку,- военная техника и самое различное оружие Меня до сих пор поражает, что вполне пригодные винтовки, у которых был всего- навсего поломан приклад,или еще какое-нибудь незначительное повреждение шли на переплавку.
Какой-либо охраны этих составов не было и мы находили там и патроны, натаскали различных винтовок и автоматов и наших, и немецких и бельгийских и даже японских. Однажды приволокли станковый пулемет..
Все это опробывалось. Для стрельбы ходить далеко не приходилось -поле и роща рядом, а то что мы открыто ходим с оружием почему-то никого не интересовало.
Неумелое обращение ребятни прежде всего с различными боеприпасами стало причиной ранений и даже смертельных исходов.
Были и с нами такие происшествия.
У Николая была ракетница ( такой большой пистолет), но ракет не было.
По калибру как раз подходил основной патрон для миномета, а вот такой кто-то и принес. Патрон подходит, значит можно и выстрелить, а то что там большой заряд пороха- это во внимание не принялось. Николай вставил его в ракетницу и выстрелил. Произошло то, что и должно было произойти. Отдача была настолько велика, что ракетницу вырвало из руки и она курком воткнулась ему в переносицу. Николай упал. Мы подбежали к нему вырвали изо лба ракетницу, хлынула кровь. Николай был в сознании, листьями лопуха мы зажали его рану, один держал их прижатыми , а мы подхватив его под руки повели, потащил в больницу, благо это было совсем рядом в той же самой Рюминой роще.
Николай отделался только шрамом на лбу, мы же из этого случае извлекли кое какой урок. Но оружие есть оружие. Вскоре произошел и следующий инцидент. Как я уже говорил, мы натаскали различных винтовок. В одной из них в патроннике засел патрон, который никак оттуда не извлекался.
Мы сидели на крылечке, а один из нас соорудил из толстой проволоки шомпол , вставил его в ствол и стал колотить по нему молотком. Раздался выстрел, молоток и шомпол куда-то полетели, а Валерка (так звали колотящего) схватился за щеку и из под руки закапала кровь. Оказались пробитыми две щеки, была задета и верхняя часть языка. Как не странно зубы оказались целыми. В больнице даже не стали накладывать швы, а мы потешались ( пацаны есть пацаны) над тем, как он невнятно стал говорить.
