Наступает полночь. Слепая мгла накрывает город своей рукой
Слился разом яркий квадрат окна, как другие, с угольной чернотой.
И в подъезде хлопнула чья-то дверь и выходит кто-то навстречу снам.
Потому что где-то Эмануэль. И ноябрь-апрель, и кругом весна.
Приплывает к пристани Амели плавными движениями ступней.
- Чтоб взлететь до неба не нужен лифт. Я принес пижаму. Надень скорей)
Прямиком в подъезд, ускоряя шаг. – Интригует, что у нас на досуг!
Остановка. Лестница на чердак. - Полетели! лезет отважно в люк
Амели, помешкавшись, лезет вверх. – Как же здесь красиво! – Здесь есть вся суть!
Сколько в небе звезд, столько в нем прорех, столько раз его убивали в грудь,
Столько душ, сияющих серебром, убаюкано у него внутри.
И Адам, и ставшая не ребром, видят нас. Нашла их? Вон там! Смотри!
За коробкой наших с тобою стен, за коробкой пола и потолка
Только небо и миллиарды тел, звездных тел, летящих к нам свысока.
И пространство с временем вне тебя. Залетают в форточки чьи-то сны
Ты лежишь на крыше, и рядом я, мы с тобою небом окружены.
Расскажи, что снится тебе сейчас. – Я не сплю. – Представь, что унес морфей.
- Хорошо, попробую. Вижу нас. Мы с тобой одни во вселенной всей
По ночному небу плывут киты, задевая звезды своим хвостом.
Падает звезда. Ее ловишь ты, и она становится кораблем.
- Мы плывем по зареву городов, и они ложатся в простой узор..
И вплетаются тропы их садов, Их дороги в линии на ладонь.
Тонкой нитью рвутся, пророчат шторм, жизнь совсем недолгую кораблю.
И тогда я вдруг понимаю, что…но мы тонем…волны рукой давлю…
На спине кита вижу Амели, мокрая совсем Амели дрожит
Вдребезги разбились все корабли, но она жива и я тоже жив.
- Очень странный сон, - говорит она. Он несет воздушные ей шары.
- А давай напишем своим китам? Мы давно не виделись с той поры.
Улыбается, и она в ответ. Берет маркер в руку: «Спасибо вам!»
- Ты собрался слать им пустой конверт? Напиши хоть что-то. - Сейчас, мадам.
И он пишет: «Мы сейчас наверху, и у нас здесь тишь, и у нас здесь гладь.
Знаю, еще встретимся на веку». – Амели, давай уже отпускать.
И летят шары так красиво ввысь, а за ними мыльные пузыри.
И звенит их смех, и смеется жизнь. Амели, попробуй-ка побори!
Достает подушки из-за спины и одну из них он бросает ей
Перья разлетаются, чьи-то сны все светлей становятся и нежней.
И он говорит ей: «закрой глаза. Только не подглядывай, хорошо?»
«Открывай». Ей видится кинозал под открытом небом, и дождь пошел.
Они вместе спрятались сппод навес, на большой экран устремив свой взор.
Мягкий пуф и плед, и вода с небес, ретро-лампочки, кола и поп-корн.
Короткометражный показ drive-in в черно-белом цвете для них двоих
И совсем не хочется тем двоим расставаться даже всего на миг.
Пальцами касается ее губ, плавно наклоняется, держит взгляд.
И целует так будто однолюб, будто никого никогда вот так.
ее губы – мягкие, липкий мед, на его губах навсегда печать.
если быть беде – пропустить вперед, если счастью быть, то не миновать.
И целует небо опять заря, тает дождь ночной на чужих пальто,
Превращаясь в капельки янтаря, а затем и вовсе в НИЧТО. Ничто
Не способно сделать двоих ни чем. – Отпускай же руку. Оревуар
- Я не отпущу. Не хочу! Зачем? Мягкие огни от машинных фар.
Все слова нелепы и невпопад.Что-то первобытное там внутри.
Будто что-то спрыгнуло в звездопад прямо в сердце хрупкое Амели.
Звездной пылью застлан весь тротуар, и неон повсюду и всюду он.
Отпускает руку. - Оревуар. Пусть запомнит каждый тебя нейрон,
Не равняя встречи с тобою в ноль, не смешав их в калейдоскопе дней.
Подпираю небо я головой, будто бесконечней вселенной всей.
Улыбаюсь, будто бы не боюсь, что погибнуть можем под эпилог,
Что когда-нибудь все же окажусь на развилке наших с тобой дорог.
