Здравствуй, Отче.
Я вновь напишу.
Вновь нескладно и робко.
— Богохульство! — объявят святоши, и будут неправы.
Неужели столь важно, что речь моя льётся сквозь окна?
Извини, не люблю белокаменных давящих храмов.
Твоё чистое имя, подобное птичьему крику,
да святится вовеки, как хрупкие свечи каштанов.
Да придёт Твоё царство, подобное белому лику
снежных гор, и заметным едва на запястиях шрамам.
Будет воля Твоя справедлива, прекрасна, крылата,
словно хладный поток родника, водопада журчание
на Земле и в спокойных чертогах небесного сада.
Будет Слово Твоё благо столь же, сколь будет молчанье.
Осени моё сердце всевидящим праведным взором —
васильково-весенним. Избавь от сомнений и страхов.
Я устала притворно казаться всем злой и веселой
и устала ночами вжиматься в подушку и плакать.
Не введи в искушение слабую, слабую душу,
ибо слаб человек, потерявшийся в прошлых ошибках.
Научи меня, Отче быть лучше. Учи меня слушать
и смотреть лишь вперёд, даже если всё видится зыбко,
и избавь от Лукавого — скуки, бездействия, лени,
неподвижности чувств благородных и искренне-верных.
Если вскоре паду пеленою дорог смертной тени,
будь в душе моей ниточкой песен несозданных светлых.
Не оставь меня, Отче, ведь срок человека отмерен,
и во веки веков мы должны... нам должны... мы прощаем.
Я уже не боюсь злого слова и дикого зверя.
Так направь мою душу — я выдержу всё.
Обещаю.
