Слишком давно стало понятно, что я персонаж.
Просто обретший кости, мясо и кровь человек из книжки.
Весь нарочно преувеличенный, выписанный слишком яркими красками, сплошная гипербола. Непригодный для жизни гротеск. В книгах иначе нельзя. Книжные люди — это концентрат.
Это не апельсин, это сок, выжатый из апельсина. Ни шкурки, ни мякотки, ни косточек, чтобы из них взошли новые апельсины.
Это всегда чересчур, всегда перебор.
И так не выжить в реальном мире.
Ещё будучи студенткой, я ходила на пары по литературной критике. Там мы разбирали рассказы, спектакли и фильмы. Старый и очень проницательный преподаватель вызывал у меня восторг и безграничное доверие. Он тоже любил меня и мои тогда ещё никому неизвестные стихи, потому что, кажется, угадывал во мне что-то такое, чего я и сама в себе ещё не понимала.
В то время я писала письма к одному человеку. Настоящие бумажные письма, на листах А4. Они оставались без ответа. Не просто без ответа — я, хоть и страдала бы, но поняла бы отказ — нет, они оставались просто... неоценёнными. Тот человек, мой адресат, даже не понимал, насколько сильно во мне кипит эта совершенно искренняя страсть, перемешанная с фанатичной жертвенностью и безумием. Он просто пробегался глазами по строчкам и откладывал в сторону листки, забывая их содержимое через минуту.
Это сводило меня с ума.
Дезориентированная и контуженная я пришла к преподавателю и спросила его, как же это так, что мы все тут обсуждаем книжки, в которых говорится о подвигах ради любви, о жертвах во имя любви, о великой и неоспоримой её силе, а человек просто не замечает всей огромности моих чувств?
Ещё что-то такое сбивчивое и горячечное я говорила, а профессор покачал головой и ответил: «Ну что же ты? Ведь в жизни никогда не бывает, как в книжках».
Какая простая мысль, верно?
Но тогда мне казалось, что меня предали. Предали все: и человек, которого я люблю, и этот профессор, и все эти писатели с режиссёрами, и те, кто их читает и смотрит.
С того разговора прошло много лет, но я так и не научилась с этим жить.
С тем, что я персонаж.
С тем, что я поселилась бы в одной из своих любимых книг, и только там нашлось бы мне место, только там поняли бы всё, что я делаю и говорю.
Только там меня смогли бы полюбить, и я смогла бы полюбить так, как мне хочется, а не так, как этого требуют бесконечные своды правил от всех подряд: друзей, родителей, психологов и прочих — с той, с другой стороны книжного листа.
После смерти я не попаду в ад. И не попаду в рай.
В пустоте я тоже не растворюсь.
После смерти я попаду
в текст.
#письмаксамойсебе
